Он отказался покинуть Париж. «Американские послы в Париже никогда не отступали», телеграфировал он Рузвельту. Действительно, американские послы оставались в Париже и во время Французской революции, и во время прусской оккупации 1870 года, и во время германского наступления 1914-го. После раздумий 11 июня Рузвельт телеграфировал Буллиту свою поддержку, где бы тот ни был, в Париже или во временной столице Франции; Рузвельт лишь просил своего посла поддерживать непрерывный контакт с французским правительством. Волнение Рузвельта ясно из этого текста, который наверняка писал или диктовал он сам: «Вы не можете взять на себя полномочия местной власти, но как истинный американец Вы сделаете все возможное, чтобы спасти человеческие жизни». Из ответной телеграммы Буллита ясно, что он еще два года назад предвидел эту экстраординарную ситуацию и обсуждал ее с Рузвельтом, говоря ему, что в случае оккупации Парижа не покинет город. «Я буду не я, если буду бежать от опасности», – писал своим начальникам Буллит [175].
В панике покидая Париж, французское правительство объявило его «открытым городом», что было равносильно сдаче столицы. 12 июня, за два дня до входа немцев в город, на заседании правительства Франции Буллит был назначен носителем верховной власти в городе – исполняющим обязанности мэра Парижа, как о нем тогда говорили. Он настоял, чтобы в городе осталась полиция и пожарные части. В тот день он присутствовал на службе в Нотр-Дам; люди видели, как он плакал, когда молился. Роль Буллита в переходный период после отъезда правительства из города была частью совместного плана, выработанного французским кабинетом вместе с американским послом. Коммунистического восстания не случилось, но при входе немцев в Париж началась перестрелка в пролетарском районе Сен-Дени. Командующий 10-й армией генерал фон Кюхлер, который совсем недавно сравнял с землей Роттердам, отдал приказ своей артиллерии и авиации бомбить город. Буллит сумел связаться с Берлином и его коллега, посол Хью Уилсон, настоял на соблюдении режима «открытого города» [176].
Так 14 июня немецкие колонны вошли в пустынный, притихший Париж. В качестве своей штаб-квартиры немцы выбрали отель «Крийон», тот самый, где располагалась американская делегация на Парижской мирной конференции. Буллит отправил туда своих атташе, военного и морского, в полной форме; один был полковником, другой адмиралом. Действуя по протоколу, они представились на входе в «Крийон», откуда их немедленно проводили в офис фон Кюхлера. Вместе они выпили лучшего коньяка, который только был в этом роскошном отеле, и позвонили Буллиту. Тот договорился о встрече с генералом, на которой они обсудили меры по сохранности посольства и собственности американцев в Париже; в Париже оставались 2 500 американских граждан. Кюхлер даже пригласил Буллита и двух его атташе на парад, который в тот же день проводил на площади Согласия (Пляс де ля Конкорд); американцы уклонились от этой чести. Потом посольство выпустило семьсот сертификатов, охранявших дома и предприятия американцев в Париже, и немцы их уважали.
Через два дня после отъезда в Бордо правительство Рейно пало. Премьером стал маршал Петен, который после цепи интриг воспрепятствовал отъезду Кабинета и Сената в подготовленные для них резиденции в Марокко. Вместо этого правительство переехало в Виши, и его политика стала позором для Франции и помехой для ее бывших союзников. Госсекретарь Халл, кажется, считал, что если бы Буллит уехал с правительством в Бордо, он мог противостоять такому повороту дел. В своих мемуарах де Голль писал примерно то же: если бы Буллит был в Бордо в критический период падения правительства Рейно, он мог бы сделать для Франции больше, чем сделал в Париже. Роберт Мерфи, карьерный дипломат и советник американского Посольства, утверждал, однако, что Буллит спас Париж, повлияв на решение Рейно объявить Париж «открытым городом» и убрать из него армию, оставив полицейские и пожарные части. Кеннан тоже считал это особой заслугой Буллита [177]. Париж был бы обречен, если бы французский кабинет держался своего первоначального плана сражаться с нацистами «улица за улицей, дом за домом». Город был бы разрушен и в том случае, если бы полиция ушла из него накануне прихода немецких войск и в городе вспыхнуло бы восстание, которое многие тогда предсказывали.