В сентябре 1932 года Буллит начал работать в штабе предвыборной кампании Рузвельта. Встретившись в октябре 1932-го, Рузвельт и Буллит понравились друг другу: оба были «людьми упрямой и блестящей интуиции», вспоминал потом их общий друг Луис Веле, который организовал эту встречу. В первых же письмах Буллит льстил Рузвельту без меры и, похоже, неискренне. Прослушав по радио очередную речь Рузвельта, он писал ему: «Это была самая вдохновенная речь, какую я слышал после речей Вильсона в 1918-м. Вы не только говорили верные слова, но и говорили их с подъемом, достойным 1776 года», – достойным американской революции [85]. Обещая американцам Новый курс, Рузвельт видел себя творцом новой американской революции, и Буллит разделял эти надежды. Но зная презрительное отношение Буллита к Вильсону, сформировавшееся как раз в 1918-м, трудно поверить в то, что сравнение двух президентов являлось искренней похвалой Рузвельту. Последний был благодарен Вильсону, при котором началась его государственная карьера; к тому же он не присутствовал на его стратегическом провале в Париже, который видел Буллит, и не имел отношения к поражению дела его жизни, Лиги Наций, в Сенате, к чему Буллит приложил руку.
Во многих письмах Буллита Рузвельту – их сохранились сотни – лесть сочетается с ироничными и точно выбранными деталями, развлекавшими адресата. Рузвельт не терпел нудных собеседников, логически переходивших от одного аргумента к другому. «Моменты скуки были для него невыносимы… Быстрый ум Рузвельта опережал любого, кто говорил долго и чересчур логично», вспоминал Луис Веле, тот самый, который рекомендовал Буллита будущему президенту [86]. Между тем, его государственный секретарь Корделл Халл был скорее занудой, и Рузвельт старался получать внешнеполитическую информацию через голову Халла от более интересных ему собеседников, таких как Буллит. О тоне их разговоров можно только гадать, но понятно, что Буллит умел попадать Рузвельту в тон и темпом, и остроумием, и смачными деталями. Сохранилось и письмо Буллита, в котором он жертвует на избирательную кампанию Рузвельта тысячу долларов: эта сумма и в те времена была скромной.
Рузвельт был избран в ноябре 1932 года, а в январе 1933-го Гитлер стал канцлером Германии. Выступления против Версальского мира были его специальностью, и приход реваншистов к власти в Германии воспринимался как похороны вильсоновского идеализма, а значит и подтверждение правоты его врагов, таких как Буллит. Инаугурация Рузвельта состоялась в марте, а в апреле Буллит назначен на должность помощника Государственного секретаря – примерно ту же должность, с какой он ушел почти 15 годами ранее. Депрессия продолжалась; пока шли выборы, банковская паника достигла исторического максимума.
Первым поручением Буллита стала подготовка Мировой экономической конференции, которая состоялась под эгидой Лиги Наций в Лондоне летом 1933-го; Буллит организовывал ее вместе с финансистом Дж. П. Варбургом. Впечатления последнего были таковы: «Буллит настоящий озорник; он любит ставить сцены, в которых выражает негодование, равное которому я редко видел, и выходит из них, заливаясь хохотом… Его совершенно не беспокоит успех конференции; его вообще не беспокоит ничто экономическое. Он один из тех забавных людей, которых драма интересует больше, чем результат» [87]. Однако Варбург поддерживал Буллита, потому что это был «единственный человек на горизонте, который а) досконально знал Европу, и б) действительно имел талант вести переговоры». Еще Варбург характеризовал Буллита так: «Это был maverick во всех смыслах слова». По словарю это редкое слово употребляется в значениях «бродяга», «диссидент» и «чудак-одиночка». Подготовленная ими конференция, однако, окончилась провалом. Германский министр экономики Альфред Гугенберг, давний союзник Гитлера, объявил на этой конференции, что мировая депрессия закончится тогда, когда Германия получит обратно африканские колонии, a в придачу «жизненное пространство» в Восточной Европе. В апреле 1933-го Рузвельт отказался от золотого стандарта, что открыло дорогу тому, что сегодня называют «количественным смягчением». Внезапный отказ Америки от золотого стандарта породил хаос в международных финансах. Но решению Рузвельта аплодировал Кейнс; поддерживал его и Буллит.