— Не тратьте порох, Михаил! — с ударением ответила Кристина.
Она действительно почему-то не любила это имя. Блатное какое-то! «Мишка, Мишка! Где твоя улыбка?» Хотя, с другой стороны, Михаил Булгаков. Михаил Кутузов.
— Мой любимый художник — Карл Брюллов! — неожиданно для себя закончила она.
— Солнышко-о! — вырвалось у Майка.
Он, покачивая головой, попятился назад, наткнулся на старый кожаный диван, не глядя, плюхнулся на него и, скрестив руки на груди, удивленно уставился на Кристину.
— Вы какое-то… доисторическое ископаемое! Думал, такие отошли в прошлое. Вместе с дирижаблями и двухместными велосипедами.
— Между прочим, это уже хамство, — сдержанно констатировала Кристина.
— Ваш Карл Брюллов был придворным лакеем, — не слушая, продолжил Майк, — Вот уж кто был только и озабочен тем, как бы угодить вкусам, так называемого, «высшего света». Всю жизнь пресмыкался перед властями всех мастей.
Кристина побледнела, перестала писать. Потом медленно поднялась из-за стола и вдруг… в ярости шваркнула об стол шариковой ручкой. Та, как резиновая, подскочила вверх и, описав замысловатую дугу, упала куда-то в дальний угол мастерской.
Майк удивленно вскинул брови.
Стоящая за столом юная особа с темными выразительными глазами, одной рукой придерживала себя за горло, пальцем другой руки грозно трясла в направлении лица Майка.
При этом жадно хватала широко раскрытым ртом воздух.
— Не смейте-е!!! — яростным, гневным шепотом выдавила она, наконец. — Не смейте чернить своим грязным языком величайшего живописца всех времен и народов! Вы его и пятки не стоите!!! Вы слышите, не смейте!!!
4
Еще не проснувшись, на зыбкой грани сна и бодрствования, Карл Брюллов почувствовал какой-то странный запах. Пахло чем-то… чем-то вроде серы. Художник довольно часто в своих фантастических снах видел не только яркие краски, но и ощущал запахи. Правда, чаще всего на утро, ничего не помнил.
Не открывая глаз, Карл пробормотал:
— Юлия! Чем так противно пахнет?
И в ту же секунду получил оглушительную затрещину.
Карл открыл глаза и увидел… прямо перед собой разгневанную молодую женщину, поразительно похожую на графиню Юлию Самойлову. Наметанным глазом художника Карл сразу же подметил маленькую родинку над верхней губой. У Юлии никаких родинок никогда не было. Да и вообще!
Чертами лица женщина, конечно, походила на Прекрасную Юлию, но глаза были довольно пустоваты и на шее уже наметились преждевременные морщины.
«Простолюдинка!» — машинально отметил про себя Карл и опять закрыл глаза, чтоб досмотреть до конца этот нелепый сон.
Но это был не сон.
— Юлия!? Значит, так зовут потаскушку, к которой ты шляешься каждый вечер! — заверещала женщина противным скрипучим голосом.
Карл открыл глаза. И тут же получил еще одну затрещину. Теперь по левой щеке.
Это было уже слишком! Левая щека Карла была неприкосновенна. Еще в далеком детстве деспотичный отец так ударил его за отказ рисовать кубы, что мальчик оглох на левое ухо и всю оставшуюся жизнь почти ничего им не слышал.
Карл рывком приподнялся с ночного ложа. Женщина отшатнулась.
— Ты кто!? — рявкнул Карл.
Женщина испуганно отступила на пару шагов и заплакала.
— Совсем с ума сошел!? Уже не помнишь, как собственную жену зовут! — начала рыдать она. — Что с тобой происходит, Кайл?
«Кайл!?» — молнией пронеслось в голове Карла. «Кажется, я схожу с ума! Только этого не хватало!».
Женщина продолжала верещать своим визгливым, противным голосом что-то о пьянстве и распутстве ее мужа, о несчастных детях, о долгах соседям… Карл почти не слушал. С изумлением и страхом он оглядывался по сторонам. Комната была ему незнакома.
Убогая обстановка производила удручающее впечатление. Здесь явно жил художник, явно в нищете и явно быстрыми темпами пропивал свой талант.
Неблагополучие просто бросалось в глаза.
— Как тебя зовут… несчастная? — тихо спросил Карл.
— Ливия, — плача, ответила женщина. В ее огромных, почти «самойловских» глазах, пульсировало неподдельное горе.
«Карл и Юлия… Кайл и Ливия… Ничего себе, шуточки!» — почему-то пронеслось в голове художника.
Он рывком поднялся с постели и направился к окну, чтоб глотнуть свежего воздуха. В комнате отвратительно пахло серой.
Карл подошел к окну, поднял глаза и… застыл от ужаса!!!
Перед его взором, вдали возвышался Везувий! Но без кратера!!!
На месте привычного углубления возвышалась вершина горы.
Стало быть, никакого извержения еще не было!? Стало быть, он, в самом деле, каким-то неведомым образом переместился в Помпеи!? Стало быть, алый камень… Стало быть, его легкомысленное желание исполнилось!? А как же… Юлия!? На Карла навалился животный, панический страх. Каким образом немедленно вернуться обратно!?
Схватив какую-то одежду, Карл опрометью выскочил из душной спальни на улицу.
В городе по-прежнему пахло серой. Даже легкий ветерок со стороны залива не разгонял этот противный запах. Карл заметил, из-под камней мостовой, из трещин почти на каждой улице, тут и там, выбивались с громким шипением струйки явно ядовитого газа. Но многочисленных прохожих это ничуть не беспокоило.