Мир, который сгинул

Мы летим за пиратским конвоем, как вдруг – несомненно, подчиняясь приказу из огромного «роллс-ройса» – машина перед нами резко сворачивает на непроходимое (по нашим картам) поле. Вся кавалькада устремляется в мешанину кустов, камней и оврагов, пестрые автомобили быстро скрываются за скалами. Ветер сдувает клубы пыли, последняя «хонда» ныряет в заросли и… все, их как не бывало. Я открываю карту. Несколько месяцев назад в том направлении была кучка зданий, горы и лес, то есть отчасти урбанизированная и отчасти скалистая (природизированная?) местность, теперь вспоротая бомбами, высохшими руслами и противопехотными минами. Если дорога уцелела или русло реки надежное, беженцы доберутся до гор, а там и до озера Аддэ с островами. Впрочем, мы все равно не узнаем, что они задумали и будут ли рады нам. Гонзо гаркает что-то Джиму Хепсобе, и мы отстаем, продолжая путь к сомнительной безопасности Штаба Командования.

Пластиковые наручники и: «В шеренгу по двое становись! Левой! Правой! Левой! Правой!» Да уж, не так я представлял себе встречу героев, но ладно хоть на месте не расстреляли. Прибыв на Выборную Арену, я почти сразу уяснил, что здесь мало кто разделяет наши представления о том, когда нас надо благодарить. Ребят Гонзо вообще официально не существует, а значит, их не могут привлечь к суду, не поставив под угрозу национальную безопасность. Ли – гражданская медсестра, так что под гнев Карсвилля попаду я один (впрочем, его это вполне устраивает, ведь руку ему сломал я). А то, что мы оказались правы и газовая атака действительно имела место, только подливает масла в огонь. Словом, торжественная встреча приняла форму двух вооруженных амбалов с каменными лицами. Хотя Карсвилля тоже постигло разочарование: военные полицейские не высмеивают меня и не бьют, а только виновато заковывают в кандалы, подавляя желание похлопать по спине и обнять.

Бен Карсвилль не на хорошем счету, и попытка принудить своих людей к газовому сеппуку вряд ли пойдет ему на пользу. Да, я повел себя недопустимо, но и Карсвилль наломал дров. Таким образом, кабинет Копсена – все же не военная тюрьма. Генерал Копсен выглядит напряженным и растерянным. Он пододвинул к себе красный телефон: вероятно, наши обдуманные действия сейчас обдумывают повторно. У генерала полно других занятий поважнее, и эта побочная сюжетная линия с участием одного из лучших его бойцов и чуть было не случившимся «полетом валькирий» наверняка выводит его из себя. Творится страшное. Вот уже много лет мы придерживаемся одной доктрины: отвечаем на оружие массового поражения той же монетой, и наше будет покруче вашего, так что поаккуратней там. Если сделать это сейчас, мир может существенно измениться. Видите ли, генералу Копсену не пришло в голову взять на эту войну обычные виды нетрадиционного оружия. Спорные химикаты и признанные-но-недооцененные средства ядерного сдерживания он оставил дома, прихватив с собой лишь самое новое и лучшее: детище профессора Дерека. Но, когда он его применит, многие занервничают и говном изойдут от ярости, активировав системы ПРО по всему миру, потому что полное исчезновение плохих парней в равной степени напугает и друзей, и врагов. Мир изменится, как изменился 6 августа 1945-го. Ладно хоть генерал и его боссы взяли пару часиков, чтобы все обдумать и, быть может, даже спросить себя, хорошо ли они придумали.

Копсен жестом велит мне садиться. Карсвиллю тоже. Ему не до нас. Он не хочет, чтобы мы тут сидели. Пока не зазвонит телефон, делать ему нечего, но к тому времени он должен быть совершенно спокоен. Он сидит в очень большом, очень величественном, очень страшном кресле.

– Скажи, – утомленно произносит Джордж Копсен, – о чем ты, вообще, думал?

Понятия не имею. Молча гляжу на генерала. Гонзо нашелся бы с ответом. Гонзо рассказал бы все мужественно, без обиняков и уладил дело.

– Я выполнял обязанности командира части, – мужественно отвечает Бен Карсвилль.

Копсен заметно сереет. Он спрашивал не Карсвилля. Его гнев обращен на меня – по крайней мере, сейчас. Я повел себя безответственно, а поскольку генерал взял меня под свою опеку, вымуштровал и обучил, то сейчас чувствует себя преданным и оскорбленным. Он хотел по-отечески меня взгреть и отправить в палатку – думать над своим поведением. Для порядка выпустил бы пар, затем выслушал извинения Карсвилля и воспользовался бы ими, чтобы освободить меня от кары. Карсвиллю стоило помалкивать. Мысль о том, что он может воспротивиться, прежде не посещала генерала Копсена и теперь неприятно его озадачила.

– Насколько я понял, вы… пренебрегли химической тревогой?

– Да, сэр.

– Очень нетривиальное решение, капитан Карсвилль!

– Я подумал, это вражеская уловка, сэр.

Джордж Копсен выходит из-за стола, чтобы лучше видеть капитана.

– Уловка.

– Так точно, сэр.