Мир, который сгинул

Игон Шлендер молча встает (на его лице явственно читается одобрение) и уходит. Тут я слышу позади себя ее дыхание: все это время она стояла в изголовье кровати и теперь опускается на колено рядом со мной, заглядывая мне в глаза. Так проходит несколько секунд, обе ее руки покоятся на моей здоровой.

У нас будет свидание на войне.

В общем, это неплохо, но теперь надо раздобыть где-то итальянскую тратторию с клетчатыми скатертями и льняными салфетками. Мне нужна брускетта (не брушетта) – тонкий поджаренный ломтик чиабатты, натертый чесноком, сверху помидоры и базилик. Крошки неизбежно сыплются на скатерть, оливковое масло стекает по губам и подбородку – потрясающая закуска, крайне чувственная и восхитительно бесстыдная. Женщина, умеющая есть брускетту, достойна любви и может любить. Та, что побоится испачкаться, не станет беззубо хихикать над вашими стариковскими шуточками и выхаживать вас после шестого сердечного приступа из одной только безудержной страсти. Нет. Для этого нужна женщина, которая не боится вымазать лицо оливковым маслом. Еще пригодится бутылочка «Вино Нобиле ди Монтепульчано» (производитель «Кантине Инноченти», разумеется), красивый вид с холмов и прочие атрибуты. Все это раздобыть нельзя, и все это мне необходимо, чтобы удержать единственное хорошее, что есть в моей жизни. К счастью, в клуб героев недавно вступил мой давний друг. Если в разгар войны кто и сможет найти мне дешевое вино и комнату с видом, так это он.

– Кто она? – интересуется Гонзо, сидя возле моей кровати, излучая крепкое здоровье и поводя мускулистыми медвежьими плечами под кителем войск особого назначения.

К нам подходит Ли. Она заглядывает в мою карту, строго велит Гонзо меня не утомлять и напоминает, что завтра выписка, – горе мне, если я все испорчу. Гонзо тем временем составляет ее карту – его уважительный, не претендующий на чужое взгляд слегка печалится, и, когда Ли уходит, даже не посмотрев на него, он объявляет ее достойной избранницей.

– Хочешь, я кое с кем потолкую? – предлагает Гонзо. – За Красным Сектором есть старинный замок. И я знаком с одним парнем, приятель которого недавно конфисковал столовое серебро.

Выходит, благодаря архитектуре магараджей-криптокоммунистов и добру, награбленному в ходе спасения Аддэ-Катира от прочих освободителей, у меня все-таки будет свидание. Гонзо предлагает дождаться, пока на поле обезвредят все мины, а зенитная артиллерия как следует окопается, – если будет бомбежка, после ужина мы полюбуемся фейерверком. Одна загвоздка: сражения в Красном Секторе больше не идут, но он все еще считается полем боя (в отличие от того городка, где меня ранили и где якобы было сравнительно безопасно), то есть нас сперва должны туда командировать. Впрочем, Гонзо и тут не теряется – он мастер обращать строгие приказы себе на пользу и умудряется придумать задание с нулевым риском, для выполнения которого необходимо участие оперативной группы (Гонзо и его повара-спецназовца, команды вооруженных и смертельно опасных официантов, контрольного пункта с плитой), высших эшелонов (меня и столика на двоих с салфетками, причем последние идут под кодовым названием «заплатки для флагов, белый лен, излишки») и санитарного врача (Ли в соблазнительном обмундировании спасателя-парашютиста, с карманами на самых интригующих местах). Метрдотель Гонзо рад сообщить, что ресторан ждет нас в семь тридцать.

Красный Сектор – холмистая прохладная долина с речушкой, в которой не плавает ничего мерзкого. Наш бронеавтомобиль – по сути, обычный трейлер, затюнингованный самим Рембо. Ли сидит на моем колене, потому что больше негде (Гонзо тщательно рассчитал количество техники и рабочей силы, вероятно именно этого и добиваясь), ее волосы пахнут зноем и ею, а рука лежит на моем плече. Эта близость чрезвычайно меня заводит, и, когда Ли слегка откидывается назад и потягивает спину, легче не становится. То ли спина у бедняжки в самом деле затекла, то ли она лучше Гонзо знает цену случайным касаниям, и ей уж точно известно, что ерзающая по моим ногам попка и бледная шея у меня под носом приводят к невольной, постыдной и невероятно приятной реакции в паху, а именно к замечательному стояку, который Ли могла бы лицезреть, повернись она влево и опусти глаза, чего она не делает, даже когда восхитительный розовый закат окрашивает холмы, и ей приходится выгибать шею, чтобы на него взглянуть.

За нами в таком же фургоне-мутанте едет верзила по имени Джим. Его машина оборудована пулеметом пятидесятого калибра, за которым сидит крепкая мускулистая женщина – Гонзо зовет ее Аннабель, а все остальные Быком – и кричит что-то сквозь ветер.