Мир, которого нет (СИ)

— Ты не бросил меня и наше дело. Мы оба понимаем, как важно остановить врага. В этих землях койонов было не так много! Слава Хаку, что наш благородный король прожил достаточно долго, чтобы мы смогли разбить основные силы. Теперь остались эти подранки, — произнёс Хонрод со всей сдержанностью какой мог. Ван смотрел на своего кумира детства, на его стойкость и бесстрашие.

— Хонрод, ты уверен, что они не ждут атаки ночью?

— Конечно ждут! Они же не идиоты. Скорее всего, лагерь под чистую будет заставлен факелами и лампами. Тушить и затемнять при каждой возможности, — ответил Хонрод. Солнце скатилось до горизонта и уже едва выглядывало из-за него. Скоро ночь полностью поглотит земли дня. Койоны прекратили обстрел и, как говорил Хонрод, принялись освещать свой лагерь всеми возможными способами.

Есаул Ир’Мель, как и Ван с Хонродом, прекрасно понимал, что этой ночью возможна последняя вылазка и если её упустить, Дубравную сравняют с землёй. Ему не сиделось на месте, и захваченные рабыни его не вдохновляли. Ожидание скорой атаки не давало покоя есаулу койонов, и ко всему он очень хотел выслужиться перед Атаманом. Он подозвал к себе дополнительных стражников и сел за стол, на котором помимо различных фруктов и сладостей на большом блюде, украшенная салатом и яблоком, затыкающим рот, как у печёного на праздник поросёнка, лежала девушка захваченная в одной из деревень. Она была своего рода украшением стола.

Так как у всех зверян одна общая вера на всех, а именно Культ Бога Всея Зверян Хаку Мира Создателя, то становится непонятно в чём заключается разногласие всех народов. Казалось бы Бог один, история по большей части общая, но нет, война за войной. Дело в повествовании. Тинторы верят, что Хаку запретил на него молиться пять сотен лет назад и с тех давних пор они сами за себя в ответе. Койоны же напротив, всячески прославляют своего Бога, строят ему храмы и верят в книгу, которую некий святой написал под диктовку от самого Хаку. Это священная книга также является сводом законов и правил, которые беспрекословно исполняются каждым койоном независимо от его статуса и достатка. Тут-то собака и зарыта. В священном писании говорится, что самая почётная смерть для мужа — это смерть в бою во имя своего народа, в добавок, Хаку освобождает от любых грехов тех, кто умер подобным образом. Вот койоны и сражаются со всем, что движется. Ещё Койоны легко принимают любые другие верования в иных Богов, так как всё идёт от Хаку. Но если не останется с кем повоевать, то это сделают причиной, мол: «К чёрту других Богов!»

Ир’Мель участвовал в трёх войнах, поэтому он считается абсолютно безгрешным и имеет право на двадцать жён в гареме, грабить, убивать сколько захочет, и присваивать захваченные земли. После этой войны, в случае победы, он получит звание атамана и заберёт себе королевство Дю. Да, чуть не забыл про сотню жён в горем.

Он уверенно взял грушу со стола и нервно сжевал её. Поднялся, сделал пару-тройку кругов по своему шатру. Подошёл схватил одну из наложниц за её прелести с невероятной грубостью, девушка после этого села на подушечку и тихонько захныкала от боли. Громко плакать при мужчинах нельзя, за это можно получить двенадцать ударов плетью. Наконец-то в лагере поднялась суета и прогремели выстрелы гоблинских мушкетов. Ир’Мель улыбнулся полной пастью и обнажил свою саблю.

— Ха-ха-ха, вот и ты! — радостно прорычал он, — Вы все, со мной! — есаул со своей охраной вышел в лагерь, где уже воцарилась кромешная тьма. Звуки боя доносились отовсюду, вот только с кем шёл бой разглядеть оставалось невозможным. Стражи Ир’Меля зажгли лампы, но это мало чем помогло. Грохот, крики и звон мечей. Бойцы Вана подобрались к пороху и прогремел сильнейший взрыв, разметавший часть лагеря в клочья. Из-за спины на главаря койонов напали воины тинторы. Одного стража они умертвили мгновенно. Ир’Мель с ловкостью, которая не снилась жонглёру клинками, отрубил кисти напавшего на него кота, а после заколол. Ещё одного рубанул в вольте. Есаул убивал тинторов одного за другим, словно точно знал, откуда будет удар. Ир’Мель настоящей мастер боевого дела, мало кто мог сравниться с ним в родных его краях.