Мир колонизаторов и магии

Кажется, я сказал лишнего, — мелькнула в моей голове вполне здравая мысль. Сдалась мне эта Австралия, что в переводе с латинского означает Южная. Ну, нет у них её и нет, может, в этом мире вообще такого континента нет.

— Я, кажется, ошибся, — абсолютно по-детски пролепетал я, получив в ответ недоумевающий взгляд от обоих пиратов.

— Ясно, тогда посмотри вот эти карты, — и Гасконец развернул два свитка, оба из которых являли собой нечто невиданное мне до сих пор.

Эти карты были картами небольших участков Карибского моря. Не знаю, что видели они, но мои глаза видели, как тонкими красными линиями были показаны разнообразные течения, которые оживали и текли вперёд, а по ним плыли крохотные кораблики с разноцветными флажками. Над этими течениями маленькими искорками загорались их названия и примерная скорость в узлах.

Рифы, крохотными чёрными точками, пятнали поверхность обычного, на первый взгляд, пергамента, но стоило сфокусировать на них взгляд, как они тут же укрупнялись, вырастали в размерах и демонстрировали свои оскаленные рваные каменные края, о которые разбивались неосторожные корабли. То же было и с островами и мелями.

Это воистину была магическая карта! И мои глаза видели её и понимали. В груди загорелся восторг, какой я до сих пор не испытывал. Это было красиво. Сфокусировав взгляд на одном участке моря, я, неожиданно для себя, обнаружил там морского зверя. Сосредоточив на нём взгляд, я вывел его ближе к себе и хорошенько рассмотрел. А потом в ужасе отшатнулся от совершенно мерзкого и опасного создания, одним своим видом могущего шокировать кого угодно, а не только подростка.

Это морское животное очень сильно напоминало акулу-молот. Но только имело не тело рыбы, а тело змеи, которое извивалось в любую сторону, а его кошмарная голова, в виде молота, была усеяна, помимо острых зубов, ещё и множеством глаз. Они, очевидно, нужны были ему из-за плохого зрения, либо желания узреть получше любую тварь, или человека, которых оно и собиралось сожрать.

Молотозавр, — всплыло возле него его же название, и я отшатнулся ещё дальше, оторвав взгляд от карты.

— Что ты там увидел, гарсон, — обратились сразу же ко мне, почти одновременно, и Гасконец, и Пижон.

— Мо-ло-то-завр, — по слогам, отчётливо и внятно произнёс я.

— Тьфу, я же говорил, что он увидит в карте только страшилки, а не рифы и мели! — в сердцах воскликнул Гасконец.

— Ну, может быть, всё не так плохо? Мальчишка, всё же, знает и навигационные приборы, и карты читать умеет. Никто из нас не может читать магические карты. Мы видим только очертания берегов, да острова, и больше ничего.

— Я не хочу даже разговаривать об этом, Пьер, этот щенок ничего не знает, он только видит страшные картинки и водит нас за нос, надеясь сбежать. Нахватался знаний у своего отца, вытирая сопли об его рваные карты, и теперь пудрит нам с тобой мозги! А чего ещё ждать от тринадцатилетнего подростка, который до сих пор не в навигационной школе. Он бездарен! Оттого и Гнилой Билл от него отказался. Сунули нам это дерьмо в награду и смылись.

— К тому же, он загадил своими грязными волосами мои лучшие карты, которые мне достались с одного из захваченных португальских кораблей. Они очень ценны, но я не могу воспользоваться ими, в очередной раз. Придётся их продать!

— А ты, щенок, пошёл вон!

Я было, уже подхватился сбежать из каюты, но неожиданно был остановлен следующим криком. — Стой! Иди сюда! Ближе! Ближе, юнец…

Всё это напомнило мне сцену с мудрым Ка и обезьянами, из мультфильма про Маугли. «Ближе, бандерлоги, ближе». Надеюсь, он меня не будет есть? Но где-то, я всё же, оказался прав.

Как только я очутился от Гасконца на расстоянии вытянутой руки, он схватил меня за отросшие волосы, а потом, достав острый кинжал, быстрым движением отхватил у меня всё, что торчало на голове и оттуда же свисало, обкорнав, как сельского дурачка.

Схватив теперь меня уже за руку, и держа в другой руке мои срезанные с головы волосы, он грубо выволок меня за дверь капитанской каюты и швырнул на палубу, а мои спутанные, ужасно грязные и засаленные волосы вышвырнул в море, перегнувшись через фальшборт корабля.

— На марс его, и пусть там сидит, грязный детёныш испанской обезьяны.

Подгоняемый острыми кончиками кинжалов, я действительно, словно обезьяна, забрался по вантам на марс грот-мачты и засев в этой небольшой корзине, дал волю слезам.

Зря я, наверное, плакал. Пресной воды и так в моём организме было немного, а солёной вокруг было с избытком. Воду надо было беречь, но куда там. Впервые, с момента моего неожиданного попадания в этот мир, я расплакался и лил горькие слёзы, жалуясь чайкам и альбатросам на несправедливый и ужасный мир.

Они поддакивали мне крикливыми, пронзительными голосами, кружа над головой и стремясь найти что-нибудь вкусное, что можно было откусить от меня. Но я был цельной личностью, хоть и, как оказалось, плаксивой, и не собирался отдавать им кусочек своего тела.