— Вот вам мясо, обдерите его, пожарьте и ешьте за моё здоровье. Он достаточно наелся трупов ваших собратьев. Смотрите, какой он жирный, — и Гнилой Билл, гулко расхохотавшись, пнул убитую птицу сапогом, вызвав у других пиратов новый взрыв хохота.
— Ешьте, не бойтесь, ими питались наши собратья, когда им нечего было есть. Обычное мясо, и не намёка на человечину, которую они давно переварили, — и он, плюнув в нашу сторону жёлто-коричневой слюной, отправился восвояси, сопровождаемый своими товарищами.
Как только пираты скрылись, мы подошли с падре Антонием к этой птице и увидели, что это действительно гриф-падальщик, точнее, его название было гриф-индейка, из-за схожести внешнего вида с индейкой. Мы давно не ели мяса, с момента попадания в плен, да и вообще, мало что ели, поэтому, несмотря на отвратительный вид птицы и неприятие той пищи, которой она питалась, мы нашли в себе силы ощипать его и зажарить на костре, сопровождаемые громким смехом окружающих нас пиратов.
Голод не тётка, и даже не дядька, а есть хотелось просто неимоверно. Отец Антоний помолился за нас, прося прощения перед Господом за грехи наши, а я принялся свежевать птицу, морщась от запаха, который она издавала. Разделав её полностью и отделив морщинистую шею от остального тела, я разорвал мясо на куски голыми руками и, нанизав на прутья, мы обжарили его над костром, а потом и съели.
Пиратам, со смехом смотревшим на нас и на весь процесс приготовления грифа, вскоре это надоело, и они разошлись по своим делам, оставив нас в покое и перестав оскорблять, что нам, в принципе, было и надо. Насытившись до отвращения, я призадумался, а что же делать дальше. Ведь осталось всего несколько часов до того момента, как нас погонят на корабль.
Видимо, о том же самом думал и падре.
— Падре, как нам дальше быть? Ты же владеешь магией?
В своё время, я насмотрелся фильмов про Джека Воробья и представления о том, что будет дальше, в плену у пиратов, всплывали в моей голове достаточно красочно и реалистично. А уж после того, как мы практически месяц голодали, и подавно. Ничего хорошего от них ждать не приходилось, один обман и смерть.
Падре Антоний отвечать не спешил. Вместо этого, он встал и обратился к другому пирату, сидевшему поодаль и чинившему свой ботинок с помощью огромного шила и дратвы.
— Уважаемый ландрон, не подстрелите ли вы нам вон ту птицу. И он показал на стаю грифов, расположившихся на ветвях другого дерева. Пират ощерился в улыбке и кивнул головой. Подняв свой мушкет, он прицелился и выстрелил. Подстреленный гриф тут же упал с дерева. Падре, поднявшись, неторопливо направился к нему. А я подошёл к этому же пирату и сказал.
— У нас нет ножа, чтобы разделать и зажарить эту птицу, не дадите ли вы нам его?
— Э, малыш, да ты, никак, сбежать хочешь, да ещё и нож для этого просишь, я видел, как вы голыми руками разрывали этого «каплуна» и падальщика. Вы, испанцы, только и годитесь на то, чтобы падаль есть. И сами падаль, и едите тех, кто питался вами же. Когда мы приплыли сюда, эти птицы были в два раза меньше и жутко худыми. Одни кости и перья, а после того, как мы накормили их вашими трупами, посмотри, какими они стали жирными!
Слова застряли в моем горле, к которому подкатил тугой ком. Хотелось проклясть его страшной клятвой. В который уже раз, я пожалел, что полный ноль в магии, а этот… Антоний, только и мог, что молиться, да говорить, что святая магия не предназначена для битв. Ага, как же!
Но делать было нечего, этот пират осадил меня. Но и мне было, что сказать ему. Ведь они тоже жрали в крепости этих птиц, когда у них закончились продукты. Кстати, почему, когда в море полно рыбы? Одни вопросы, без ответов. Но указывать ему на то, что он тоже любитель пернатых падальщиков, я не стал.
Не стоит дразнить этих людей без нужды, когда ты только и можешь, что бездарно помереть. А мне ещё нужно было обязательно выжить и расплатиться по всем своим долгам, ибо накопилось их не в меру. Ну вот, опять пафос испанский попёр. Пойду, попытаю падре, пусть он меня научит магии, раз сам не в состоянии ей пользоваться. А то, чувствую, что в правой стороне груди у меня уже не ядро, а огромный булыжник, раскалённый докрасна, скоро и делиться начнёт, а там и до взрыва недалеко… термоядерного!
Магическое ядро, оно, наверное, такое. Видимо, на моём лице с крючковатым носом отразились какие-то мысли, потому что пират тут же схватился за свой пистолет и, наставив его на меня, сказал.
— А ну-ка, вали отсюда, «Восемь реалов», пока я не проделал в тебе дырку, не вставил туда верёвку и не подвесил тебя на ближайшем суку. Будешь на нём с грифами торговаться и нож просить у них, чтобы верёвку перерезать. На очередную глупость, которую сказал пират, я не обратил внимания, но вот моя кличка… странная. Эта глупая кличка приклеилась ко мне отчего-то, но пока она совсем не мешала мне жить.