…Ротные тактические учения завершились, предстояло провести батальонные учения со стрельбой штатным снарядом, и на этом планы занятий будут выполнены. Офицеры были на взводе и напряжены до предела, работали почти на грани нервного срыва. Внезапно вновь примчалась целая толпа штабных, которые, выскочив из машин, зашумели, заверещали как стая ворон.
– В чем дело? – разозлился Туманов. – Завтра у нас стрельбы, а вы нам мешаете работать.
Проверяющий из штаба округа полковник Алексанен-ко пояснил:
– Мы прибыли со служебной проверкой и по результатам примем решение: кого снять с должности, кого лишить звания, а кого отдать под суд!
– Начинается… – простонал командир. – Что опять стряслось?
– Убийцы! – только и успел воскликнуть проверяющий, как Туманов крепко схватил его за грудки и встряхнул:
– Думай, о чем говоришь, прежде чем ляпнуть глупость!
– На дороге за поворотом грузовиком насмерть задавлен солдат. Шел пьяный к электричке, попал под колеса.
– Фамилия? – прорычал Туманов.
– Сергейчук…
– Начальник штаба, проверь списки, есть ли у нас такой боец! Если нет, я вышвырну этого хлыща в окно.
Полковник побледнел и стал озираться по сторонам, ему явно не хотелось быть выброшенным через окно штабного кунга на глазах у «партизан».
– Позвольте, но он погиб в вашем районе!
– А мне наплевать! Я уже готов сам сбить машиной кого-нибудь из штабных или переехать на танке! У меня завтра стрельбы, понимаете? Со слабо обученными гражданскими людьми! И гранатометание боевыми гранатами!
Начальник штаба вместе с помощниками быстро просматривал штат полка и не находил погибшего. Алекса-ненко начал бочком двигаться в сторону выхода.
– Вы куда, товарищ полковник, – с угрозой в голосе прорычал Туманов.
– Мне надо доложить… мне надо уточнить…
– Так надо вначале уточнять, а потом нервировать! Вот привязались к нам – пытаетесь выдать желаемое за действительное?
Но полковник уже не слышал, а вприпрыжку бежал к служебной машине. Увы, начальство опять ошиблось – вновь не повезло любимчикам начальства – артиллеристам…
План проведения
День окончания учений был самым ужасным. Утром полевые кухни едва удалось разогреть, повара с трудом сумели приготовить чай. Хлеб с маслом и чай? А где каша? Назревал голодный бунт, началась анархия. После завтрака старшины попытались организовать сбор имущества, но насквозь промокшие и промерзшие «партизаны», обозленные тяготами армейской жизни, побросали вещи в снег и разбрелись кто куда: одни к электричке, другие на остановки автобуса или к попуткам.
Откуда столь ранний снег? Видимо, Мартин решил и напоследок напакостить танкистам.
– Стоять! Всем назад! – кричал комбат, тщетно пытаясь остановить «анархистов». – Документы никому не выдам!
– Выдашь, куда денешься, в полку сами заберем, – ехидно ответил ему пробегавший мимо плюгавый солдатик.
– А то и бока намнем, – пообещал другой, фигурой покрепче, – кончилась ваша власть…
Вскоре поляна-плац напоминала картину разгрома и паники первых месяцев войны в сорок первом году: сапоги, шапки, котелки, скомканные шинели, все валялось беспорядочно, кучками, словно под ними была тысяча трупов уничтоженной армии.
Миновал час, и лагерь полностью опустел. Призванные из запаса офицеры некоторое время попытались помогать, но потом один за другим тоже тихо слиняли (что нам больше всех надо?), остались только кадровые офицеры, прапорщики и срочники, которые пытались спасти дорогостоящее имущество. Осеннее развертывание полка, которое началось более-менее успешно, завершилось почти полной катастрофой, не в военном конечно плане, а для тылов.
Командир полка Плотников, словно император Наполеон, объезжал покинутые лагеря, хмуро окидывал заснеженные полигоны и его душила бессильная злоба, обстановка была гнетущей, напоминала катастрофу великой «двунадесятиязычной» армии. Конечно, позднее победные реляции были составлены, направлены в верха, но финал был скорее переправой при Березине, чем победой при Аустерлице…
Управление «полка», а вернее вновь батальона, поспешно эвакуировалось на двух «Газ-66» и возвращалось по занесенной снегом дороге в гарнизон.