Мир как воля и представление. С комментариями и иллюстрациями

Телеологическое миросозерцание — мировоззрение, основанное на учении о целесообразности мира, которое отвечает на вопрос: для чего, ради какой цели мир существует? Телеология (учение о цели, греч.) — представление, согласно которому идеально положенная цель (конечный результат) предопределяет ход событий в мире. Несмотря на то что Шопенгауэр, употребляя понятие телеологическое миросозерцание, подразумевает противоположность своей пессимистически отрицательной оценки мира и жизни телеологии спекулятивной, протаскивающей под прикрытием квазифилософских понятий мифические цели и мифологические ипостаси (см. комментарий во введении ко 2-му изданию 1-го тома основного произведения), — он утверждает, что воля (в природе, воля к жизни) бессмысленна, бессознательна, ей свойственен удручающий разлад с самой собой, противоречивость. Тем не менее, сталкиваясь со своего рода отрицательной телеологией в натурфилософии Шопенгауэра, в рамках которой воля к жизни предстает как бесцельное стремление, следует иметь в виду, что шопенгауэровские эстетика и этика все же телеологичны в позитивном смысле, — как, следовательно, телеологична и вся его философия в целом, в том числе и теория познания, ведь рефлексия, эта высшая способность познания, в конечном счете оказывается средством фиксации подлинного смысла человеческого существования, освобождения от воли к жизни; а равным образом, неявно — и сама натурфилософия представляет собой задним числом позитивную теологию, коль скоро в эстетическом созерцании природы проступают прекрасное, идеальное, целесообразность без цели и возвышенное как свидетельство иного, сверхприродного предназначения человека.

Иными словами, как уже было сказано и как мы еще увидим при знакомстве с этикой Шопенгауэра, он считает, что за бессмыслицей как за покровом Майи скрывается смысл: мир и как воля, и как представление, во всех своих четырех проекциях — познавательной, природной, эстетической и нравственной — может быть в конечном счете понят, дешифрован только исходя из уникальной определенности человеческого предназначения, нравственной свободы (ср. выше, комментарий к § 34).

Повторим, что эта предназначенность (а по сути — предопределенность) проступает уже в феномене эстетического, в прекрасном и возвышенном, а в данном случае скрыто является основанием для аналогии между музыкой и миром явлений.

Даже и этому есть некоторое соответствие в музыке. А именно: совершенно чистая гармоническая система основ невозможна не только физически, но и даже арифметически. Самые числа, посредством которых могут быть выражены тоны, имеют неразрешимые иррациональности: нельзя даже высчитать такой гаммы, внутри которой каждая квинта относилась бы к основному тону как 2 к 3, каждая большая терция как 4 к 5, каждая малая терция как 5 к 6 и т. д. Ибо если тоны находятся в правильном отношении к основному тону, то отношение их друг к другу уже неправильно, потому что, например, квинта должна была бы быть малой терцией терции и т. д., — тоны гаммы похожи на актеров, которые должны играть то одну, то другую роль. Вот отчего нельзя себе даже и представить совершенно правильной музыки, не только что осуществить ее, и поэтому каждая возможная музыка уклоняется от совершенной чистоты: она может только маскировать свойственные ей диссонансы посредством распределения их по всем тонам, т. е. посредством темперации (см. об этом у Хладни в «Акустике», § 30, и в его «Кратком обзоре учения о звуках». С. 12)[40].