Мир юных

В этом весь Джефферсон – он терпеть не может стычки и научился мастерски улаживать разногласия. Хочет всегда выглядеть хорошим. И ведь выглядит!

Но не просто выглядит. Джефф и правда хороший. В том-то и беда.

Помню, однажды, еще до Хвори, мы с ним держали небольшой военный совет. Тема – личная жизнь Джефферсона.

Жила-была себе девица Хлоя, из разряда белокурых ангелов, за которыми Джефф всегда вился. Голубые глаза, вьющиеся волосы, классные сиськи – короче, полный комплект. От таких цыпочек Джефферсон вечно впадал в священный ступор и совсем не замечал их недостатков.

А главным недостатком в данном случае было то, что девица – идиотка.

Мы знали ее с детского садика. Неженка и ломака. Ревела, если пачкала лакированные туфли. Как-то в первом классе нас выстроили в шеренгу и повели в парк. Я прыгнула в лужу, а Хлоя завопила: «Не надо! Отсюда бедняки пьют!»

Короче, умом она не отличалась.

Но хуже всего была ее неслабая принцессомания.

У меня насчет этой мании есть теория: принцессомания не проходит, даже если Принцесса понимает – пора бы завязывать. Когда настает время отказаться от внешних наворотов – типа нельзя же вечно быть тринадцатилетней, ходить в ярко-розовых пышных юбках и носить волшебную палочку (я, кстати, ничего против не имею; нравится – на здоровье), – мания прорастает внутрь.

Выбора у Принцессы нет – только диагноз. Ее потуги выглядеть Золушкой на балу деформировали мозг. Поэтому она до конца жизни верит, будто некий красавчик напялит ей на голову корону и умчит на белом скакуне. Все завистники будут повержены, и глаза им выклюют птицы – как в сказках братьев Гримм.

Если по Принцессе никто не сохнет, она впадает в отчаяние и депрессию. Ах, как жесток мир… Если же сохнет – все равно берегись! Впереди засада.

Потому что красавчиков с комплексом Принца не существует! Никто не сможет вписаться в извращенное Принцессино представление о мире.

Нет, то есть поначалу парни ведут себя как надо. Водят, короче, в классные места, дарят цветы, осыпают комплиментами и тра-ла-ла. Вопрос – на кой фиг? Зачем им плясать под чью-то дудку? Только чтобы понравиться?

Ну да ладно. Все равно рано или поздно парень меняется. Происходит это: а) когда девчонка ему надоела; б) когда он залез ей в трусы; в) когда до него доходит, что таким вот ухажером придется быть, короче, постоянно (а доходит обычно сразу же после выполнения пункта «б»).

Я что, сказала – парней с комплексом Принца не существует? Вношу поправку. Один есть. Джефферсон. Не в том смысле, что он помешался на «Спящей красавице», нет. А в том, что Джефф, в отличие от всех моих знакомых, помешался на добродетелях. Типа быть благородным, защищать слабых, поступать по совести и т. д., и т. п. Хотя, правильней, наверно, сказать, что у него комплекс Джедая. Он, короче, посмотрел в семь лет «Звездные войны» и такой: «Вот он я!» У Джефферсона даже световой меч есть. Ну ладно, не световой, а родовой самурайский. Какая разница.

Беда всех этих Принцесс и Джедаев в том, что они – если начистоту – выдумка. Их не существует. В реальной жизни нет темных колдуний, мудрых наставников, волшебных крестных и империй зла. Есть только разные оттенки серого.

Тьфу, такое подходящее выражение – а его испохабили какие-то конченые книжки!

Короче говоря, к девятому классу мой приятель Джефферсон перевлюблялся во все, что хоть как-то напоминало диснеевскую героиню. И наконец погнался за главным призом, принцессой Хлоей.

И вот однажды сидим мы в кафе «Орлин». Мне там нравилось – кофе так себе, поэтому пижоны туда почти не заглядывали.

Джефферсон весь на взводе: он водил Хлою на свидание в музей искусств «Метрополитен».

С чего начать? Во-первых, я уже говорила, Хлоя – дурында. Представляю, как она кудахтала над экспонатами. Точно курица над газетой. А Джефферсон, можете не сомневаться, таскал ее к своим любимым произведениям, трещал о том, что они для него значат, как его волнуют, бурлил романтикой. Короче, пытался возбудить свою Принцессу с помощью картин Джорджии О’Киф. Фу!

Кстати, знатоком искусства Джефф не притворялся. Он и правда любил ходить в музей. Сам. Садился на шестой номер от станции Астор-Плейс, топал в «Метрополитен», платил один цент – мол, взнос-то за вход благотворительный, зачем больше? – и бродил по залам, пялился на экспонаты. Я составила ему компанию всего раз, мне хватило. Достопримечательная достопримечательность. Я, короче, прониклась. Культурное наследие человечества и все такое. Хотя с тем же успехом можно накачаться кофеином и заценивать художества чудаков из Ист-Виллидж.

– Ну, как успехи? – спросила я Джеффа после его музейного свидания.

Джефферсон. В смысле?

Я. В смысле – чем занимались? Ты ее уже лапал?

Джефферсон. Донна!

Убийственный взгляд. Типа: «Как ты могла подумать, будто у меня грязные намерения!»

Джефферсон. Мы проговорили несколько часов. Нашли друг друга.

Я. Ну-ну, а подробней?

Джефферсон. Хлоя сказала, я очень хороший парень.

Я. О боже.

Джефферсон. Что?

Я. Так и сказала? Хороший?

Джефферсон. Кажется.