Мир «Искателя», 1998 № 03

— Огненная крада! — Дружинники и проводник отпрянули назад. Только князь не растерялся ни на секунду. Выхватив у одного из своих бойцов копье — а дингардские копья имели древки толстые, как рогатины, — с разбегу ткнул его в землю, прыжком перелетел через пламя, опалившее подошвы сапог, и приземлился у самого тына. Затем он с размаху воткнул нож в дерево на уровне пояса. Вскочив ногой на рукоятку, рискуя упасть в густое пламя, опахивавшее жаром спину, пальцами уцепился за сучки и трещины палей и, вспрыгнув, повис на руках на краю частокола.

Подтянувшись, он выглянул из-за ограды. Во дворе несколько вооруженных слуг в одеждах из шкур наружу мехом и видом своим мало отличные от зверей, поспешно готовили несколько укрепленных на тыне самострелов. Они опешили, увидев над частоколом бороду и яростные глаза князя. Этого мгновения ему хватило, чтобы взобраться наверх и соскочить во двор с мечом в руках. Люди с темными сальными волосами до плеч, заросшие бородами до ушей, кинулись на него со всех сторон, замахиваясь топорами и рогатинами. Но несколькими молниеносными ударами своего блестящего лезвия озерный конунг заставил их всех с воем ретироваться.

Подскочив к воротам, запертым толстой слегой, он ударом сапога выбил ее и потянул скрипящую створку на себя. Однако и там бушевало пламя, преграждавшее путь его людям. Бор развернулся.

— Зови хозяина! — заревел он. — Пускай отдает моих людей! Или все здесь разнесем по бревнышку, по косточке!

— Ты меня, Верхарда, зовешь? — раздался вдруг голос из глубины странного терема, представлявшего широкий сруб, поставленный на более узкий, глухой — так что на второй этаж по стене нелегко было бы забраться. На крутой разборной лестнице показался человек в куколе, из-под которого выглядывало узкое, как топор, щетинистое лицо с горящими глазами. В руке он держал небольшой ковш на изогнутой длинной ручке, в котором что-то шипело и клокотало.

— Я сожгу тебя, дерзкий! — прошипел он. Слегка побледнев при виде сверкающего меча, кощун сделал все же еле заметное движение, чтобы выплеснуть содержимое ковша на князя. Но таким же неуловимым взмахом Бор вышиб ковш, и тот раскололся оземь, и бурая земля, покрытая жухлой травой, мгновенно почернела и запузырилась.

— Выдай моих людей, или умрешь! — Конунг так же молниеносно поднес лезвие меча к горлу кощуна. Тот, точно обжегшись, отпустил схваченные было гальдерские четки на груди и как завороженный уставился на смертоносную сталь.

— Хорошо, хорошо! Только будь осторожен с мечом, прошу! Эй, люди — вывести пленных! — Торопливые слуги быстро отперли погреб и вывели оттуда двух оглоушенных дружинников в порванной, окровавленной одежде. Бор бросил зловещий взгляд на похитителя, от которого тот содрогнулся.

— Теперь погаси пламя! — Кощун пробормотал несколько слов, сделал рукой замысловатое движение — воздух содрогнулся, и пламя за воротами унялось, как не бывало.

— Зачем ты захватил их? — спросил князь, но кощун только в ужасе покачал головой — даже страх смерти не мог заставить его развязать язык, и Бор, поняв это, призадумался. Он велел хозяину следовать за собой, не опуская меча, и последним перескочил широкий обугленный ров, глубиной лишь до колена, дно которого покрывал густой слой сажи. Снаружи его и освобожденных ожидала, подняв копья и щиты, верная дружина.

Когда ворота захлопнулись позади них, кощун появился наверху и в злобе прокричал:

— Погоди! Ты еще узнаешь, что эти леса и кто в них живет! Ты раскаешься еще! — В голосе его звучали неизбывная тоска и лютость.

— Странные эти кощуны… — сказал позже Кырныш Бору, — загадками говорят, а мороз по коже пробирает. Но вряд ли он человечиной балуется…

— Тогда для чего или для кого он захватил наших людей? Вот вопрос… — Князь покачал головой.

День перевалил на вторую половину, когда они вышли к странной деревне из покосившихся домишек стоявшей посереди обширной вырубки. Границы ее обозначали столбы с вырезанными на них головами волков, зайцев, птиц. В невысоком заборе, ограждавшем поселок от леса, торчали почерневшие тычины с желтыми черепами.

В деревне оказалось на удивление немного людей — белесых, со свинячьими, мутно-светлыми, без ресниц глазами. Они были молчаливы, казались равнодушными ко всему. Стариков нигде не было видно.

— Как зовется ваша деревня? — спросил Бор какого-то мужчину.

— Грива, — ответил тот скупо.

— Не знаешь, как дорога к Харваду идет в здешних болотах?

— Да вот так и идите, все прямо и прямо на восход — не заблудитесь, холмы выведут, — отвечал тот с простодушным видом, но Бору на миг почудилось, что глаза мужичка при этом как-то не по-хорошему сверкнули.

Когда вышли они за пределы деревеньки, где не было причин задерживаться, Гунн наконец произнес:

— Странно это… ни серпа, ни косы не видно, ни даже гвоздя где вбитого и то нет… Будто без железа живут. Конечно, мы в дома не заглядывали — ежели они железо издалека покупают, так в избе все припрятано…