Мир «Искателя», 1998 № 03

Подоткнув простыню, Куэлл отошел от койки. Я заметил бисеринки пота у него на лбу. Нет, он не дурак, решил я. Значит, смелый. Будь у меня медаль, я бы тут же его наградил ею.

— Похоже, он в норме, — сказал Куэлл уже бодрее. — Сделаю ему укол. Если он хорошо поспит, завтра утром будет в полном порядке.

Это меня устраивало, и тем не менее я тревожился. Сколько бы медалей или денег мне не посулили, я бы не осмелился близко подойти к спящему Хопперу.

— Ты рискуешь, — сказал я. — Игла его разбудит. Если он вцепится в тебя, считай, ты жмурик.

Куэлл повернулся и озадаченно посмотрел на меня.

— Я вас совершенно не понимаю, — сказал он. — Вы ведете себя не как больной.

— А я и не больной, — возвышенно заявил я. — Я Шерлок Холмс — помнишь?

Он снова погрустнел и вышел из палаты. Я бросил взгляд на Хоппера — тот по-прежнему храпел.

Куэлл вернулся минут через десять, хотя мне они показались часами. Он нес поднос, накрытый полотенцем.

— Послушай, — сказал я, садясь в постели. — Может, снимешь с меня браслет? Тогда, если будет беда, я смогу помочь тебе. Ты мне кажешься благоразумным парнем. Если он проснется и вцепится в тебя, я могу стукнуть его по голове.

Он серьезно, как лошадь, проверяющая сомнительную суму с овсом, посмотрел на меня.

— Я не могу этого сделать, — сказал он. — Это было бы нарушением инструкции.

Ну, я сделал все, что мог. Шар сейчас был в его углу, решать ему.

— О’кей, — сказал я, пожимая плечами. — Во всяком случае, я буду за тебя молиться.

Он наполнил шприц и приблизился к Хопперу. Я смотрел, чувствуя, как у меня волосы встают дыбом, а сердце бешено колотится.

Куэлл немного потрухивал, но его серьезное лошадиное лицо было спокойным. Он осторожно поднял повыше рукав пижамы Хоппера и вскинул шприц. Наблюдать за ним было все равно что наблюдать за человеком, ковыряющимся во взрывателе бомбы замедленного действия. Мне оставалось только переживать за него. Я весь покрылся потом: мне хотелось сказать ему, чтобы он поторопился за ради Христа, не стоял там, как манекен, а поскорее кончал с этим делом.

Куэлл был несколько близорук и никак не мог отыскать нужную вену. Пока вглядывался через стекла очков в белую жилистую руку, его голова все ближе и ближе наклонялась к Хопперу. Казалось, он озабочен только тем, как бы получше провести эту операцию. Его лицо было всего в футе от лица Хоппера, когда он кивнул — словно подтверждал, что нашел вену.

Я уже не дышал. Мои руки сжимали простыню. Когда Куэлл уже собирался воткнуть иглу, он вдруг с восклицанием отступил назад и прошел к подносу, который оставил на комоде.

Дыхание вырвалось из моих пересохших губ, когда я нервно сказал:

— Что там, черт побери, еще такое?

— Я забыл об эфире, — произнес он. — Как глупо с моей стороны. Прежде чем сделать укол, нужно протереть кожу.

Когда Куэлл помазал эфиром руку Хоппера, тот слегка пошевелился. В нервном предвкушении я приподнялся с постели. Куэлл снова начал эти ужасные поиски вены, рука у него дрожала.

Его склоненная голова находилась в футе от головы Хоппера, взгляд сосредоточился на коже руки.

Хоппер вдруг открыл глаза. Куэлл был слишком занят и не заметил этого.

— Осторожно! — прокаркал я.

Когда Куэлл со сдавленным криком поднял глаза, Хоппер с проворством змеи схватил его за горло.

В одном неистовом движении я сбросил с ног тяжелую простыню и выбросился из постели. Мне пришла в голову сумасшедшая идея, что сила моего рывка оторвет койку от пола, и я протащу ее по полу, и доберусь до Хоппера. Но койка устояла, а я лишь вышиб из себя дух.

Дикий крик Куэлла ударился о потолок, отскочил он него и шрапнелью посыпался на меня. Он закричал снова, после чего уже его крик перешел в булькающий хрип, от которого кровь стыла в жилах — это руки Хоппера перекрыли ему воздух.

Я не смотрел на них — я просто боялся этого. С меня хватало уже и звуков борьбы. Я вскочил на кровать, скользнул к изножью, перекинул свободную ногу через спинку и стал ею на пол. Я пребывал в такой панике, что едва дышал, меня всего трясло, как старика, бьющегося в припадке. Я потянулся к комоду, но кончики пальцев лишь коснулись ручек верхнего ящика. У меня за спиной раздалось какое-то дикое рычание — звук, не похожий ни на какой другой, который мне когда-либо доводилось слышать и который я бы ни за что не хотел услышать снова. Я изо всех сил тянулся к ручке ящика, кожа вокруг лодыжки горела, будто в огне.

Ногти зацепили за ручку, и ящик на дюйм приоткрылся. Это дало мне возможность вытащить ящик наружу, и он с треском грохнулся на пол. Ящик был забит полотенцами и хирургическими повязками. Вися над кроватью, я неистово начал рыться в этом барахле, ища ключ.

Наконец я его нашел и, всхлипывая от нехватки дыхания, перемахнул обратно на койку и принялся отыскивать крошечное отверстие замка на наручнике. Из лодыжки у меня текла кровь, но я не обращал на это внимания. Я сунул ключ в замок, повернул его, и наручник соскочил с моей ноги.

Спрыгнув с койки, я бросился через комнату, потом резко остановился, сделал два шага назад и сглотнул неожиданно потекшую слюну.