Мир инфории

Появилась луна, и бледные блики скользили по лицу старика, когда он поворачивал голову.

— Что это за трава? — поинтересовался я.

— Обычная.

— Значит, в стеблях записана информация?

— Конечно.

— Но какая?

— Разная, — пожал плечами старик. Он сорвал травинку и попробовал ее на зуб.

— Ну, как травка? — глупо спросил я.

— Уже созрела, — серьезно ответил старик. — Пора косить.

— А потом что с ней делать?

— Ясно что — скоту скармливать.

— Скот… информацией? — растерялся я.

— А чем ж еще? Только надо уловить момент, когда инфория созреет. Пропустишь срок — осыплется. Такие стебли никуда не годятся.

— И вы их выбрасываете?

— Сжигаем.

— Послушайте, — проговорил я. — Никак не могу взять в толк. Люди у вас живут информацией, животные — информацией. А как же насчет настоящей пищи?

— Инфория и есть единственная настоящая пища, — ответил старик. — Посудите сами: разве все на свете не сводится к информации?

Мы шли по тихой улочке, обсаженной неизвестными мне растениями. Я был начеку: в каждом кусте мне чудилось вместилище информации, в каждом дереве — инфорблок.

— Скажите же, наконец, — взорвался я. — О какой информации вы все время толкуете? Не бывает ведь информации просто так. Она обязательно должна быть о чем-то.

— Не все ли равно? — заявил странный старичок. — Разве, получая энергию, машина интересуется ее источником? Нет. Машине безразлично, что именно сгорает в ее топке, что именно приводит ее в движение — уголь, бензин или, если угодно, управляемая термоядерная реакция. Машине топливо подавай, все остальное ей безразлично.

— Ну, какое-то топливо может оказаться непригодным, — пробормотал я, вконец сбитый с толку странной логикой собеседника.

— Вот-вот, — обрадовался старичок. — Вы ухватили суть. То же самое с инфорией. И она может оказаться негодной.

— Почему?

— Причин немало. Например, инфория может оказаться несвежей. Вообще нет продукта, более деликатного и скоропортящегося. Иногда попадается инфория, бедная витаминами.

— Как это?

— Ну, если она повторяет вещи и без того всем известные. Но самое ужасное — это ложь. Вам никогда не приходилось отравляться лживой информацией?

— Приходилось… В легкой форме, — пробормотал я.

— Ваше счастье, что в легкой, — заметил старичок. — Опасно также подавиться инфорией…

— Подавиться?

— Это бывает, когда инфорию быстро поглощают.

— Оставим машину и вернемся к человеку, — сказал я. — Неужели живой организм может питаться одной только информаций и больше ничем?

— Нет, вы все-таки не разобрались, — грустно произнес старичок. — Вот уже час я вам толкую, что все, что получает извне живой организм, в том числе и человек, в конечном счете сводится к информации. Всю жизнь человек только и делает, что получает и перерабатывает инфорию. Без инфории вообще не было бы ничего живого, если хотите знать. Без инфории распался бы, исчез человеческий род!..

— Ну уж… — усомнился я.

— Конечно! Наследственные клетки — разве это не клубок информации, хранящей все свойства данной особи для того, чтобы передавать их от поколения к поколению, от предков к потомкам?

— Пожалуй…

— А память, человеческая память, — разве это не богатейшее хранилище информации? Уничтожьте память — и во что превратится человечество? Исчезнут история, искусство, культура. У одного древнего писателя есть такая притча. К человеку явился черт. Он предложил бедняку все блага мира, только чтобы тот отдал ему, черту, свою память. Человек согласился. Черт не обманул его: человек получил все, что только сумел пожелать. Но, увы! Сам-то он, отдав память, потерял человеческий облик. Итак, — простер старичок руку, — память — это все. Но разве есть в ней что-либо, помимо информации?

— Кажется, я начинаю понимать, куда вы клоните, — проговорил я. — Значит, обыкновенная пища, вроде куска хлеба…

— Это не что иное, как информация, — подхватил старичок. — Информация для желудка, для нервных клеток, для кишечника и в конечном счете — для всего организма. Но информация грубая, некачественная, можно сказать, первичная. Такую пищу можно освободить от примесей, превратив в чистую информацию, — блоками такой информации мы и питаемся.

— Знаю, пробовал.

— Здесь-то я возвращаюсь к первоначальной мысли, — произнес старичок. — Машине все равно, каким топливом ее питают, — было бы оно доброкачественным. А человек — та же машина, пусть посложней. Поэтому и ему все равно, какой питаться информацией — была бы она достоверной. К чему же тогда посредничество в виде грубой пищи? Человек должен получать инфорию в чистом, натуральном виде. Мы этого добились, — в голосе старичка звучало торжество. — Заодно мы победили массу болезней, связанных с желудком. Вообще пищеварительный тракт сам собой упразднился.

Время шло, и мир, в который я попал, уже не казался мне таким странным, как поначалу. Мир этот жил по своим законам, которым нельзя было отказать в логичности.

Однако должно же быть у этих людей что-то общее с моим старым, привычным миром?

— Уж деньги-то у вас есть, наверное, — спросил я первое, что пришло в голову.

— Деньги? Что это?

— Деньги… — Я растерялся. — На них можно купить все, что нужно.