Мир иллюзий

— И хватит молоть чепуху! — продолжал разоряться правитель. — Кильт декадентская одежда. Ношение туник запрещено. А неполноценные особи, делавшие вид, будто различают в единственно радикальном черном цвете еще какие-то там оттенки, были давным-давно изгнанны из нашего общества.

— Да ты сам разуй глаза-то, — начал было Фелиз, но тут на губах у правителя выступила пена, и, в следующий момент Фелизу показалось, что ему на голову обвалился потолок. Похоже, те двое с дубинками дежурили в непосредственной близости от него, прямо за спинкой его стула.

* * *

Фелиз осторожно ощупал руками голову. Хоть мозг его был таким же чувствительным, как и у обычных людей, и от сильных ударов он тоже мог потерять сознание, но вот сам череп — спасибо предкам с Миктурии — был гораздо прочнее. Похоже, удары дубинками не причинили ему никакого вреда, однако у него не было ни малейшего желания снова испытать на себе нечто подобное.

Он прекратил ощупывать голову и задумчиво поглядел на поставленную перед ним миску с чуть теплой белковой кашицей. Это была первая тюрьма в его жизни, где отсутствовала прямая зависимость между отвратительным условиями содержания и степенью продажности надзирателя. Дом, в котором он находился в данный момент, наверное, когда-то — лет сто назад — был вполне приличным местом. Но со временем все здесь пришло в упадок, и похоже, что за последние полвека помещение ни разу не ремонтировали.

— А где бифштекс? — с надеждой в голосе осведомился Фелиз, когда надзиратель принес ему миску с кашей.

— Бифштекс? — заинтригованно переспросил тот. — А на каком оборудовании делают такие штуки?

— Их делают из животных, — упавшим голосом ответил Фелиз. А затем живо добавил: — Но нечто подобное можно состряпать и на той машине, на которой сготовили эту баланду. Нужно просто изменить кое-какие параметры…

— Диверсия! — сказал надзиратель. В глазах у него вспыхнули яркие искры, которые тут же снова угасли. Он покачал головой. — Нет-нет, грустно вздохнул он. — Я уже слишком стар. Так что уговорить меня на диверсию тебе не удастся. Куда уж мне…

— Ну тогда проваливай отсюда! — огрызнулся Фелиз, взяв в руки миску с кашей. В конце концов, хоть какие-то жалкие калории в этом месиве все же присутствовали, тем более, что от голода у него подводило живот и начинало казаться, что его пустой желудок сжался до размеров горошины.

— Хотя однажды я все-таки совершил небольшую диверсию, — продолжал надзиратель, топчась у порога.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул Фелиз, с трудом глотая ложку каши и морщась от отвращения.

— Разбавил водой кофе на холостяцкой вечеринке, чтобы его хватило на подольше.

— А-а…

— Ага, — продолжал надзиратель. — Взял пинту обыкновенной воды и вылил туда. Никто ничего не заметил.

— Угу.

— Но тогда я был молод и неопытен, — со вздохом изрек тюремщик. — С годами человек становится старше и осознает, что прежде, чем сотворить что-нибудь рискованное, нужно хорошенько подумать о возможных последствиях. Так что теперь я покорно стою в общей очереди наравне с остальными, и если кофе все-таки заканчивается раньше, чем подойдет моя очередь, то я возношу благодарность судьбе и довольствуюсь обыкновенной водой.

— Еще бы, — хмыкнул Фелиз, оценивающе разглядывая его.

— Да, это так. Нужно уметь довольствоваться малым, — философски изрек тюремщик и удалился.

Оставшись в одиночестве, Фелиз доел свою кашу и встал, чтобы глянуть на улицу через крохотное и давно немытое окошко камеры. Очевидно, какое-то время он все-таки проспал, ибо день за окном уже клонился к вечеру. Затем он подошел к решетке, отделявшей коридор от его камеры, и сомкнул на прочных прутьях свои могучие руки.

Ему было под силу многое, о чем обычный человек не мог даже и мечтать. Фелиз считал, что все дело в отношении к жизни — хотя, разумеется, физическую силу тоже нельзя было сбрасывать со счетов. И все же куда важней была уверенность в собственной непревзойденности… Он крепко взялся за прутья решетки, уперся ногами в пол и попытался разжать их, чувствуя, как от непомерных усилий мышцы напрягаются до предела, а перед глазами начинают мельтешить черные точки. Почувствовав, что прутья чуть-чуть поддались, Фелиз остановился и тяжело дыша уставился на решетку. Ему удалось раздвинуть стальные стержни всего на каких-нибудь полтора дюйма, так что образовался просвет примерно в девять с половиной дюймов в ширину.

Фелиз снова уселся на свою койку, рассудительно думая о том, что если действовать с умом, то результатов можно достичь ничуть не меньших. Человек разумный всегда может придумать, как найти выход из сложной ситуации.

Но тут в коридоре ярко вспыхнули лампы искусственного освещения система автоматики которых, очевидно была разработана аж в прошлом тысячелении — чтобы компенсировать недостаток света от догорающего за окном заката. Фелиз невольно зажмурился и внезапно услышал тоненький голосок, обращавшийся к нему откуда-то из глубины ярко освещенного коридора.

— Извините, пожалуйста, — вежливо сказал голос. — Но так, значит, вы настоящий и мне совсем не померещились?