В остальном, если смотреть поверхностно, Феликс был похож на обычного человека, вернее, на обычного сотрудника НИИ. Он носил серые джинсы и незатейливый свитер, без оленей, реже — казуальный пиджак, в такие дни он выглядел гораздо более опрятно. Рубашки он менял регулярно, по меньшей мере, два раза в неделю. Портфель же у него был один на протяжении, как минимум, пяти лет, зато добротный, из качественного кожзаменителя, подаренный ему коллегами. Самым верным другом Феликса был его пес — дружелюбный сеттер по имени Джек. Я узнал о нем из его рассказов, на которые мне нечем было ответить, разве что рассказать о своем мохнатом, рыжем придурке Барсике.
В добавок ко всему, Феликс был убежденным вегетарианцем. При этом, он не был одним из тех защитников говядины, которые начинают задыхаться, если за целый день ни с кем не поделились своими убеждениями. Он не ел мяса, потому что просто любил животных. В его отношении к братьям нашим меньшим я видел особое уважение, похожее на уважение к древним предкам, которые далеки от технологий, но намного ближе нас к природе, к чистой, естественной морали, не исковерканной социумом.
В целом, нельзя сказать о Феликсе ничего плохого. Если спросите, был ли он добрым, я не отвечу ничего. На его примере я понял, что оценивать гения с позиции добра и зла — все равно что судить о звере по его месту в пищевой цепи. Будь он хищником или травоядным, для нас важнее его исключительные способности — умеет ли он плавать, летать или рыть землю. Феликс умел все. Он был не только вирусологом, помимо этого он изучал психофизику и кибернетику — пожалуй, нет в русском языке более точного названия для науки, предметом которой является сознание как математическая модель. Мне нравилось поддерживать его разговоры о сознании.
— Ты задумывался когда-нибудь, что есть Ты? — Спросил он меня в одной из наших поездок на метро. — Ты — это твое тело? Руки, ноги, сердце, желудок? Или, может быть, твои глаза или даже твой рот? Я уверен, многие люди считают именно так.
— Не знаю. — Ответил я. — Мне кажется, Я — это, скорее, мой мозг. К нему нервными пучками подключены все органы чувств, он вырабатывает импульсы, приводящие к сокращению мышц.
— Уже лучше. — В умеренных эмоциях произнес Феликс. — Но мозг, клетки, даже импульсы — это все, в конечном счете, материя.
— Ну да, все верно, я ведь материален. — Я еще не понимал, к чему он меня подводил.
— Вот тут загвоздка. — Чуть более живо возразил он. — Материально твое тело, даже твой мозг, но Ты — нечто более сложное.
— Ну хорошо, — прервал его я, — Я — сознание, оно не материально.
— Именно! — Наконец, подтвердил он. Мысль его была вполне понятна и проста, и уж точно не стоила такого раздутого обсуждения. — А теперь подумай, что есть сознание и каково необходимое условие для его существования. — Тут я озадачился. Феликс ждал ответа с полминуты, но я так ничего и не предложил. — То, что мы называем сознанием — в конечном счете, совокупность огромного числа однотипных элементарных процессов, простых в своей физике, но образующих неповторимо сложную систему. Мы слишком сильно ассоциируем сознание с восприятием внешнего мира, уделяем чрезмерное внимание его связи с чувствами. Ты верно заметил, что электроника нашего мозга связана с органами чувств. Теперь попробуй абстрагироваться от этого. — Я добросовестно начал пробовать. — Ведь вариантов восприятия окружающего мира может быть масса. Пусть у нас не будет глаз, ушей, носа, вкусовых рецепторов, но будет, скажем, оболочка, улавливающая электромагнитное излучение в полном диапазоне — не просто крохотный зрачок, а замкнутая поверхность, дающая обзор во всех направлениях и на всех частотах.
— Да, мир будет восприниматься совсем иначе. — Я по-прежнему не догадывался, к чему он вел, но его теория становилась мне все более интересной.
— Но даже это не главное. Я привел этот пример, чтобы ты представил сознание, не связанное с ощущениями. Идем дальше… — Как опытный лектор, Феликс грамотно дозировал информацию, добиваясь от меня отклика после каждого этапа. — Как мы уже заметили, сознание — это совокупность большого множества простейших взаимодействий, каждое из которых вполне материально, как, например, переход электрического заряда от одного нейрона к другому. Из этой простой концепции можно сделать два вывода. Первое… Сознание может существовать не только в мозгу, но и в других объектах, изобилующих однотипными, но неповторяющимися взаимодействиями. Хорошим примером будет грозовое облако, в котором, как в мозгу, бушуют разряды.
— Стоп. — Изрядно ошалев, прервал его я. — Ты хочешь сказать, что у облака есть разум?
— Вполне возможно. — Все тем же ровным тоном ответил Феликс. — Но, чтобы понять это, нужно выйти из привычных границ понимания разума. У облака совершенно иное восприятие и иные механизмы воздействия на окружающий мир, для нас практически нереально представить, как оно мыслит.