Я долго бродил по просторам лесного массива. В, следствии проб и ошибок, а ещё остаточной памяти, которая проскальзывала иногда, так смог определить ягоды, которыми можно было питаться в этой местности. Единственное, что меня всё время удивляло — я не знаю, где нахожусь… Даже не так, словно не отсюда. Я помнил своих родителей и помню, что сильно заболел, но не помню, как оказался здесь. Имя Егор, всё время маячило в моей голове. Мне десять лет, а дальше??? Туман в голове. Меня вели, за мной следили, я их чувствовал, но не видел. Молил о помощи, но ответа не получал. Так через три дня вышел из леса и забрёл в одно поселение. Там меня приютила семья музыкантов. Но в этом мире их называют бардами. Так впервые познакомился с Эриком, старшим из всех детей этой дружной семьи. А вокруг меня был средневековый мир, не мой, в котором я жил. Здесь живут только мужчины. Они делятся на: альф и омег. Но я точно помню маму… Женщин, здесь — нет. Где же я жил? Откуда родом? Приходилось прикусывать свой язык и молчать. Скучал по своему дому и родителям, хоть память и подводила. Но и это стёрли вскоре из моей памяти… Кому это надо??? Следить за мной так и не перестали, но я привык, и не обращал на это внимание.
Семья, приютившая меня, давно осела в этих краях и больше не ездила по миру, играя и развлекая публику. Когда меня спросили, как моё имя, почему-то ляпнул: «Давид», и сам потом этому пол вечера удивлялся. Но на это имя, как не странно, откликался. В этот же день узнал, что нахожусь в Солнечной долине, Мира двух лун. Такой непривычный, новый мир для меня. Точно помню, там, где я жил, только одна луна и звёзды мельче, чем здесь. Я учился и познавал всё заново. Зеркал в этой семье не водилось, да и дорогое считалось приобретение, поэтому увидеть себя не было возможности. Даже во всем поселении, этого было не найти. Привычки моего тела были утонченными, да и воспитание в моей семье было сродни этому. Всё это было на уровне инстинкта. Этикет превыше всего, это норма жизни для меня, и моего тела. Поэтому чувствовал себя «белой вороной». Очень сильно это было заметно во время еды, или в манере разговора. Словно с пеленок приучили правильно обращаться со столовыми приборами. Я задавал глупые для их семьи вопросы: «А почему у них так заведено?»
В этой семье было четверо детей, и всё по простому. Ложка на все случаи жизни, о вилке они знали лишь, когда взрослые работали в трактирах, но в их доме этих приборов не было.
Я долгое время привыкал к новой жизни и обучался музыке. Как оказалось, что не забыл, и мои навыки игры на скрипке сохранились. А ещё в этом мире у меня был прекрасный голос. И приёмный папа Фабиан обучал меня сольфеджио. Отец Роберт, учил нас игре на разных музыкальных инструментах.
А у Эрика был талант к танцам, а я словно уже был обучен многим «па». Сначала все с осторожностью относились ко мне. Все надеялись, что найдутся мои родители, но.
Прошло два месяца с того странного дня. Но так никто не дал объявление о пропаже ребенка. Постепенно мои манеры разговора, привычки отступили на второй план. Я понял, как себя вести в простой семье. Они приняли меня, как своего сына и брата. Мне было весело и интересно с ними. Я чувствовал себя нужным в этой семье, а жизнь в поселении оказалась не так проста, как показалось мне сначала. Необходимость всё время держаться настороже — вот, что хуже всего. Тут нельзя сказать лишнего слова — ни в прямом, ни в переносном смысле, иначе, того и гляди, окажешься в тюрьме. Все за всеми следят и чуть, что, бегут с доносом. Даже отец Эрика не решался исполнять некоторые песни, чтобы их не сочли подстрекательством к мятежу.
Людей «душили» высокими налогами, и такие поселения уже давно, чтобы оплатить свои долги за продукты и товары, ожидали приезда перекупщиков за «живым товаром». Так однажды случилось и с нашим поселением.
Однажды, я случайно узнал, что они должны приехать со дня на день, но никто даже не дернулся, не испугался, а наоборот, родители омег собирали для них небольшой запас еды. Они проводили с ними последние дни и часы, ведь больше никогда их не увидят. Так же говорили, что детей вроде не трогают и это успокаивало нас. Оказалось, все омеги в ближайшей деревне жили в тихом страхе, что их однажды отнимут у семьи и заберут в рабство. Денег больших ни у кого не было, и откупить своих детей им было нечем, а долги отдавать нужно. Вот так и продавали своих сыновей в рабство. Зато, потом получали: зерно, овощи, и немного денег за своих омег. Жестокий мир, с жестокими порядками.
Три дня спустя…
Рано утром, после того, я узнал, что приехали работорговцы с повозками продуктов и фургонами, на которых стояли большие клетки. Всех омег согнали к ним, и так получилось, что и нас с Эриком, запихали в одну из клеток. Мы прижались друг к другу в углу, и боялись лишний раз пошевелиться. Отец кричал, что мы ещё дети, а ему в ответ: «Получишь больше денег за них!». Мы поняли, что пропали. Папа Фабиан плакал, но сделать ничего не мог.