Мир богов - 2

Взгляд Вифании скользнул по лицам пятёрки гостей из Лягушачьей Заводи — это были трое божков и чета Бонов. Затем её взгляд остановился на лице дочери-богини; Алконост с торжествующим видом встала рядом с Лотико, который всем своим видом излучал вселенскую грусть. В последнюю очередь она посмотрела на Алекса и впервые ощутила симпатию к зятю. Уж очень ей было знакомо это выражение, где перемешались непомерная гордость, бьющая через край энергия и готовность идти напролом. «Дракон, одним словом», — резюмировала Вифания и, подойдя, взяла Алекса под руку.

— Посему я прошу вас разделить нашу радость по поводу воскресения Сирин и приглашаю вас к столу. Кстати, деверь, — обратилась она к Кецалькоатлю, — вас это тоже касается.

— Нет! — взвился Алекс и Вифания, чтобы привести его в чувство, втихомолку ущипнула его, да так, что он едва удержался от крика.

— Не слушайте глупого мальчишку! — пропела она с улыбкой на лице. — Просто он не понимает, что без вас не было бы сегодняшнего воскресения Сирин, а значит, и надежды на её дальнейшее счастливое будущее.

Кецалькоатль поблагодарил за приглашение и, не обращая внимания на зверские взгляды Алекса, пошёл рядом с ними.

Глава 22

ГЛАВА 33

Глава тридцать третья

Во время битвы Ирины с Кецалькоатлем Пан был за пределами дома, поэтому его не коснулось заключение, постигшее его близких. Опечаленный наказанием за предательство, грозящим его семье, он в поисках уединения взобрался на скалу.

Скорчившись на троне короля троллей, рогатый бог некоторое время составлял планы по спасению сына и жены от гнева Золотого императора, но затем осознал, что они либо никуда не годятся, либо не осуществимы и с тоской уставился на реку. Он завидовал той беззаботности, с какой она катила свои воды; ему тоже хотелось жить так, чтобы ни о чём не думать и ни о чём не переживать.

Неожиданно на него нахлынуло чувство беспричинной радости. Встрепенувшись, он глянул в небо. Феникса он не увидел, но по воцарившейся в мире гармонии ощутил его присутствие, — ведь Пан был богом дикой природы, к тому же он был поэтом и музыкантом, потому тонко чувствовал настроение окружающего мира.

Как бы то ни было, с возвращением феникса на его душу снизошло умиротворение, и он достал из сумки флейту.

Счастливая тем, что возлюбленный перестал хандрить и к нему вернулось хорошее настроение, Сиринга прильнула к губам Пана и наконец отважилась сказать ему о своей любви.

Как только она это сделала, заклятие речного бога спало, и нимфа предстала в своём прежнем обличье.

Потрясённый произошедшим чудом Пан долго смотрел на хрупкую прекрасную девушку, которую уже не чаял увидеть и ощутил, что по его щекам текут невольные слёзы. Когда-то он хотел стать простым смертным и мечтал умереть у ног отвергнувшей его нимфы, чтобы доказать ей насколько сильна его любовь.

Он и сейчас был рад видеть свою робкую возлюбленную, и в тоже время его печалило её запоздалое признание — слишком уж много воды утекло с той поры, когда он сходил с ума по Сиринге.

Поставленный перед выбором, Пан наконец признался себе, что его любовь к ней не более чем приятное воспоминание. А ещё ветреный бог вдруг испугался, что слишком долго испытывал терпение той, что уже давно поселилась в его сердце. Он вскочил на ноги и с тревогой глянул в сторону дома. «Вот дурак! Я тут прохлаждаюсь, а Элла тем временем не находит себе место от беспокойства!» Пан глянул на нимфу, трепещущую в ожидании его ответа, и, попятившись, виновато улыбнулся: «Прости, Сиринга, я должен идти!» — сказал он и, спускаясь вниз, с козлиной ловкостью заскакал по крутым каменным уступам.

Нимфа проводила беглеца растерянным взглядом и жалобно вскрикнула. Поняв, что упустила своё счастье, она с печальным видом прислонилась к стволу могучей сосны и слилась с ней в одно целое.

Хуже всех пришлось тростниковой флейте, верной спутнице Пана. Забытая всеми, она пожелтевшей трухой осыпалась на трон короля троллей. Тогда по влажному тёмно-зелёному мху, устилающему каменное сиденье, прошла дрожь, и сам властитель горных троллей с кряхтением распрямил затекшие члены. Под влиянием его колдовства, флейта обрела прежний вид и он, стараясь не раздавить хрупкий инструмент, поднёс её к лицу, которое походило на грубо вытесанную каменную маску. «Сыграй мне, девочка, порадуй старика», — попросил король горных троллей и благодарная ему флейта впервые в жизни запела самостоятельно. Поначалу её голосок срывался и дрожал, но она знала столько мелодий и песен Пана, что вскоре к ней вернулась уверенность, и она запела в полную силу.

Мелодия, застигшая его на полпути к дому, была столь чудесна, что поражённый Пан замер на месте, а затем, устыдившись своего поспешного бегства, поспешил обратно. Вернувшись, он не нашёл ни нимфы, ни флейты и обескураженный повернул обратно. Когда бог дикой природы спустился к подножию скалы, горный король ухмыльнулся и распрямил каменную ладонь, на которой лежала флейта, и она снова заиграла.