Мир богов - 2

Во время всех этих событий горничная, которой на вид было около двенадцати лет, с похвальным усердием протирала безделушки на камине. Закончив работу, она покосилась на камеристку, которая с неприступным видом расставляла флаконы и баночки на мраморной столешнице туалетного столика. Тогда девочка прошлась тряпкой по каминному экрану и так начищенному до блеска, а затем взяла ведро с принадлежностями для уборки и, подойдя к камеристке, робко улыбнулась:

— Миссис Тиль, можно я пойду?

Приподняв брови, камеристка строго поглядела на юную горничную.

— А это ты Джейн. Я тебя и не заметила. Разве ты уже всё убрала?

— Да, миссис Тиль.

Камеристка орлиным взглядом прошлась по комнате и удовлетворённо кивнула.

— Вижу, ты потрудилась на совесть. Что ж, тогда ступай, — сказала она, но стоило горничной направиться к выходу из будуара, как она окликнула девочку и предложила ей вместе попить чаю.

Обрадованная расположением старшей служанки, горничная охотно согласилась. За чашкой чая камеристка вытянула из бесхитростной девчонки всё, что та видела и слышала этим утром. Слуги всегда шпионят за хозяевами и особо рьяно, когда им за это платят.

— Говоришь, что Золотой император и его смертная дочь живы и здоровы? — задумчиво проговорила камеристка, когда горничная замолчала.

— Да, миссис Тиль, — последовал почтительный ответ. — Они точно были живы, а вот здоровы… — Джейн замялась, не смея сплетничать о хозяевах, но камеристка поощрительно посмотрела на неё, и она продолжала: — Если уж начистоту, то вид у обоих был не очень. Младшая госпожа избита настолько, что смотреть страшно, а господин… вид у него такой, что я не сразу его признала; худой как палка и сильно хромает, а глаза! Как вспомню, так до сих пор трясутся поджилки.

В подтверждение сказанного горничная зябко передёрнула плечами.

— В общем, ужас, да и только, — прошептала она и, прижав руки к груди, боязливо огляделась.

На лице камеристки промелькнула тревога.

— Ладно, ступай! И чтобы никому о нашем разговоре, поняла? — предупредила она и положила на стол серебряную монетку. — Это тебе за труды.

— Спасибо, миссис Тиль! — монетка исчезла в кармане не слишком чистого фартука и горничная, потупившись, встала. — Ну, я пойду?

— Иди! — раздражённо отозвалась камеристка, и обрадованная девчонка тут же выскользнула за дверь людской.

Через несколько шагов горничная вспомнила, что во время своего поспешного бегства забыла взять своё ведро и повернула обратно. Стоя у двери людской, она подняла руку, чтобы постучать, но тут услышала голоса и замерла в нерешительности.

Девочка была робкой, но не глупой и понимала, что камеристка не обрадуется, увидев, что она вернулась. Набравшись смелости, она слегка приоткрыла дверь — этим утром она самолично смазала петли маслом — и превратилась в слух.

«Это всё, что ты узнала?» — раздался недовольный мужской голос и горничная, опознав его обладателя, едва не описалась со страху. Но затем до неё дошло, что вряд ли хозяин будет расспрашивать камеристку, что творится в поместье. Набравшись храбрости, горничная снова приникла к двери. «Простите, ваше величество, ваша недостойная служанка старалась, как могла… Ваше величество! Только прикажите, и я умру, но выполню любое ваше приказание!» — услышала она дрожащий голос камеристки. «Просто умри!» — раздался грозный рык, и перепуганная горничная прижалась к стене. В следующее мгновение она оказалась внутри людской и не в силах что-либо произнести прижала ладонь ко рту. Тело мёртвой камеристки стремительно разлагалось — сначала проступили трупные пятна, затем плоть размягчилась и начала расплываться. Увидев на теле копошащихся могильных червей, горничная вскрикнула и закрыла лицо руками.

Взяв за запястья, Кецалькоатль отвёл руки девочки и её тёмные, полные страха глаза уставились ему в лицо.

— Не бойся, Джейн, я тебя не убью, — усмехнулся бог. — Ведь ты тиха и незаметна как мышь и в то же время можешь войти в любую комнату, и никто не обратит на тебя внимания. Ты мне куда полезней, чем та продажная тварь, что заживо гниёт на полу.

— Что? — пролепетала несчастная горничная.

При виде глаз камеристки, которые с ненавистью следили за ней, девочка задохнулась от ужаса, но жёсткая ладонь намертво запечатала ей рот, и она лишь задушено пискнула.

— Издашь хоть звук, и я сверну тебе шею, — пригрозил Кецалькоатль, и она обмякла, а затем задергалась в безуспешной попытке освободиться из его хватки.

— Ну что, будешь работать на меня? — спросил бог, и горничная с готовностью закивала. Она согласилась бы на что угодно, лишь бы сбежать от него и страшного зрелища на полу. Тело камеристки к тому времени превратилось в скелет, обтянутый почерневшей кожей, но глаза мумии всё ещё были целы и с прежней ненавистью следили за каждым её движением.