Мир без Солнца

Удивительным для Дугина было то, что, узнав результаты теста, показавшего, что он не человек, а всего лишь копия, созданный Лабиринтом двойник Сергея Дугина, он не испытал того шока, который наповал сразил профессора Майского. Дугин прислушивался к своим ощущениям и внимательно отслеживал все проскальзывающие в голове мысли, стараясь оценивать все объективно, как сторонний наблюдатель, однако не мог уловить в собственном сознании никаких агрессивных наклонностей, свойственных двойникам. Если ему и хотелось врезать как следует по башке старшему лейтенанту Ступину, то лишь по причине того, что офицер не желал обращаться с ним и Майским, как с людьми. И Дугину не стоило больших усилий подавить в себе это желание. Он помнил всю свою жизнь, от трехлетнего возраста, когда родители впервые отвезли его к морю, где самое большое впечатление произвели на него медузы, тающие на раскаленном песке, и до того момента, когда старший лейтенант Ступин объявил ему, что он нечеловек. Никаких провалов в памяти, никаких воспоминаний, привнесенных извне. Он был тем, кем он себя считал, – Сергеем Робертовичем Дугиным, психологом и нейропрограммистом, 38 лет от роду. И он был уверен, что не собирается при первой же возможности начать истреблять людей или разрушать жизненно важные системы станции, над которыми, судя по всему, кто-то и без него успешно поработал. А может быть, заложенная в него программа сработает в самый неожиданный момент, когда он и сам не будет этого ожидать?

Приблизившись к часовому с сержантскими нашивками на груди, старший лейтенант Ступин что-то негромко произнес. Сержант так же тихо ответил ему и взялся за ручной привод дверного запора.

Дверь медленно начала отходить в сторону.

Дугин ожидал, что офицер первым войдет в проход, но старший лейтенант с готовностью уступил дорогу двум рядовым, вооруженным трассерами. Сам же Ступин вошел в проход только после того, как оттуда раздался голос одного из десантников, крикнувшего:

– Чисто!

Дугин хотел сострить по поводу правил личной гигиены, но вовремя сдержался. Положение у них с Майским и без того было далеко не завидным, и просто глупо прилагать усилия к тому, чтобы наживать себе новых врагов.

– Вперед, – негромко произнес солдат, поддерживающий Дугина под правую руку, и вся троица – два конвоира и арестант – дружно зашагала в направлении открытого прохода.

Дугин и не думал оказывать сопротивление своим конвоирам. Но, едва войдя в проход, который, как полагал ученый, соединял казарменный корпус станции с лабораторным, Дугин замер на месте, не в силах заставить себя сделать хотя бы шаг вперед.

То, что открылось его взору, не поддавалось никакому разумному объяснению. Это было похоже на фрагмент пейзажа с одной из картин классика сюрреализма: примерно в трех метрах от двери труба перехода обрывалась, словно обрубленная огромной секирой, а далее за ее пределами расстилалась ровная, бескрайняя багрово-красная пустыня. Нереальность, возведенная в куб.

– О черт! – только и смог произнести Дугин.

Двумя словами ему удалось передать все те чувства, что охватили его в этот миг: ужас, удивление и восторг. Какому из них следовало отдать приоритет, Дугин и сам не знал. Да и не хотел он сейчас разбираться в собственных чувствах. Он пытался понять, чего ради его привели сюда.

Десантники крепче ухватили Дугина под руки и поволокли его к выходу.

Дугин не сопротивлялся, но и никак не помогал своим конвоирам. Он висел на руках десантников, а ноги его волочились по полу. Никогда прежде за всю свою жизнь Дугин не чувствовал себя таким слабым и беспомощным. Он не понимал, что происходит, каким образом часть станции оказалась в этой красной пустыне и что собирается предпринять офицер, приказавший доставить пленников сюда. Он вообще ничего не понимал. Мыслей в голове было множество, но ни на одной из них Дугин не мог сосредоточить внимание. Он был напуган, подавлен и сломлен. Сейчас он готов был даже признаться в том, что он нечеловек, лишь бы его отвели обратно на станцию. Пусть даже после этого его снова кинут в темную камеру и станут кормить только энергетическими галетами из армейского рациона, пусть…

Дугин услышал, как позади него что-то закричал Майский. Он попытался оглянуться, но десантники не позволили ему сделать это.

– Отпустите! Отпустите же меня, черт возьми! – вновь закричал за спиной Дугина Майский.

Следом посыпалась отборнейшая брань, которую даже Майский мог выдавать, только находясь в состоянии аффекта.

Трудно сказать, рассчитывал ли старший лейтенант на то, что вид красной пустыни, расстилающейся от горизонта до горизонта, произведет на арестованных столь сильное впечатление, но, когда он смотрел на то, как Дугина, а следом за ним и Майского вытащили из трубы перехода и кинули на песок, на лице Ступина сияла почти счастливая улыбка, которую он не мог, да и не хотел скрывать.