Мир без боли

– Я лично продал всю свою долю одному приятному джентльмену, Вы скоро с ним познакомитесь. Завтра состоится передача, поэтому это последняя моя с Вами встреча, дорогие коллеги, в текущем статусе. Рад был со всеми Вами сотрудничать и буду искренне рад поработать снова, но времена изменились. Я принял решение сменить курс.

Он отключился от совещания.

– Могу сказать то же самое, – отозвалась англичанка. – Передача моего пакета акций намечена на эту пятницу. Я благодарна корпорации «Заслон» за свою печень, было комфортно работать, но пора двигаться дальше, и, к глубокому сожалению, порознь, – отключилась и она.

– Блеск, – процедил Максим Добронравов сквозь зубы. – Кто-нибудь еще желает высказаться? Давайте, не стесняйтесь!

– Думаю, Вы, Максим, и сами задумывались над тем, чтобы уйти из компании, – заговорил коллега из Красноярска. – Я тоже задумался. Но продал не все, лишь уменьшил свою долю до шести процентов. Какой у нас выбор? Теперь нужно вернуть прибыльность и построить новый завод. А я лично в этих делах не силен. Сейчас как воздух нужны новые инвестиции, а тех, кто готов поднять компанию из руин, на планете не так уж и много. Имеет смысл…

– Да к чертям, – отрезал Добронравов. Он не спал уже трое суток, а список вещей, его раздражавших, множился без остановки. – Будем реструктуризировать производство. Закроем два завода в России, и перенесем мощности в Китай, там же будем закупать и часть комплектующих. Что-то вообще уже сейчас можно отдать Китаю или Филиппинам на аутсорс. Качество не пострадает, а затраты, пусть и не сразу, понизим процентов на пятнадцать-двадцать. Останемся при приемлемой норме прибыли.

– Максим, нам в любом случае придется поступиться и личными гонорарами, чтобы продолжать платить конкурентные зарплаты.

– Интересно знать, за что, а? Может еще и больничные на сто процентов оплачивать? Я например порой и ночую на работе, а наши работнички – представьте себе! – имеют даже выходные! Хватит молоть чепуху. Зарплаты сократим в первую очередь, а если кому не нравится – до свидания.

– Боюсь, Князев не позволит Вам сделать что-то подобное.

– Помянули дьявола, – фыркнул Максим. – Почему вообще его нет на совещании?

– У него встреча с администрацией Кельна, – отозвался Красноярск.

– Встреча. Отлично. Это же важнее прибыли компании.

– Не ерничайте, Максим. Там что-то насчет территории разрушенного завода. Тимофей Сергеевич сказал, что «должен сотворить добро из зла, потому что больше его не из чего делать».³

К общему удивлению, после некоторой заминки, Максим Добронравов рассмеялся.

– Откуда у него время читать книги, кто-нибудь мне скажет? – он откашлялся. – Вечно что-то да процитирует. Добро из зла, ха, я даже знаю, откуда это, наверное, впервые! Это Роберт Уоррен, «Вся королевская ра…»

Фраза оборвалась на полуслове, а Максим оцепенел.

«Секундочку», – вдруг пронеслось у него в голове.

– Секундочку, – повторил он вслух, наморщив лоб. – Немец сказал, что он завтра передает акции. А англичанка передает акции послезавтра? Так?

Наступила тишина. Добронравов вдруг почувствовал, что все те вещи, которые бесили его последние несколько дней и недель, да что там – даже лет, вдруг потеряли всякий смысл.

«Твою мать».

– Кому ты продал свою часть? – спросил он, глядя в экран бешеными глазами.

– Это важ…

– КОМУ?! – заорал Максим, не дав партнеру из Красноярска договорить.

– Некоему господину по фамилии Смирнов.

– О, нет…

Офис корпорации «Заслон», Санкт-Петербург

– Ты!.. Ублюдок! – Максим, тяжело дыша, влетел в кабинет Тимофея.

Тот стоял лицом к панорамному окну.

– Выбирайте выражения, Максим. Что-то случилось?

– Контрольный… пакет…

– Теперь принадлежит мне лично. А ты – уволен.

– Ничего не выйдет!

– Уже вышло. На столе бумаги, можешь забрать. И да, насчет золотого парашюта… Тебе отказано в предоставлении. Понимаешь, возникли сложности при оформлении бумаг, многое не приложили к личному делу. Можешь подать прошение повторно, но не раньше чем через два месяца.

Максима прорезало изнутри будто тысячей ножей, а глаза наполнились первобытным страхом перед неизведанным. Он вспомнил эти слова. И он вспомнил лицо Андрея Судьбина, когда отказал ему.

– Нет, нет, нет, нет, Вы не можете, – он в один прыжок оказался у стола и начал судорожно перебирать бумаги. – Вот, пункт восемь, подпункт четыре…

Внезапно мир превратился в каскад ярмарочных вспышек. Максим почувствовал, как его голову снес локомотив, и удар был такой силы, что того швырнуло на стол. Тимофей схватил Добронравова за ворот костюма и рванул вверх. Перед разбитым лицом оказался металлический кулак, с которого капала кровь.

Тимофей Князев оскалился:

– Ты не представляешь, каких усилий мне стоит сдерживаться. Я могу запихать это тебе в задницу, дотянуться до сердца и сделать из него отбивную.

Тимофей впечатал кулак в живот Добронравова. Тот упал, не в силах устоять на ногах и даже выдавить из себя кашель.

– Ты не понимаешь нас, – протез вновь маячил перед глазами Максима. – Это твое место – в аду, мразь.