Мир Авиации 2005 02

Американец добросовестно трудился на метеостанции вместе с советскими специалистами и хотя по-русски говорил он весьма слабо (что не мешало ему вести кружок по углубленному изучению английского языка), никаких нареканий по работе к нему не было (ведь Мартин Рубин был одним из ведущих метеорологов американского флота), от русских он не отставал, а в летнее время подданный дяди Сэма даже загорал вместе с метеорологами на крыше их домика. Однако вскоре авиаторы подметили, что американец проводит свободное время (а у метеорологов, в отличие от, например, авиационных специалистов, оно было) в прогулках по окрестностям станции, частенько выбирая для этого места вблизи аэродрома. Обвешанный несколькими фотоаппаратами с телевиками, иностранный гость много фотографировал, и у тех, кто работал на аэродроме, возникло сильное подозрение, что фиксирует на пленку он исключительно их. Однако на вопросы, что он снимает, мистер Рубин неизменно широким жестом указывал вокруг себя: мол, поглядите, какой пейзаж. И тем не менее держалось устойчивое подозрение, что интересует его не столько пейзаж, сколько «натюрморт» на его фоне – люди и самолеты. Однако запретить гостю ходить на аэродром все равно было невозможно, и к частенько маячащему то там, то тут оранжевому комбинезону скоро привыкли, тем более, что ничего секретного на аэродроме все равно не происходило. Иногда американец устраивал в столовой просмотры отснятых им кадров (это были цветные слайды – несбыточная мечта советских фотолюбителей 50-х годов), и на них действительно были пейзажи окрестных мест и тюлени с пингвинами. Однако ни одного кадра, изображающего аэродром и самолеты на нем, показано так и не было. У некоторых это лишь укрепило подозрение, что уж эти-то кадры пойдут вовсе не в его личный архив.

Так или иначе, но постепенно все смирились с присутствием «неуловимого шпиона» (как в том анекдоте: «А почему неуловимого?» – «Да кому он, на хрен, нужен!»). Видимо, задание у него все-таки было – отношения между СССР и США к тому времени все более обострялись…

Однако Антарктида оставалась зоной вполне пацифистской: даже при испытаниях ускорителей К-5 – вроде бы действительно секретных – американца с аэродрома никто не прогонял, и он много и с удовольствием снимал. И кто знает, может, и по сей день где-нибудь в архивах Лэнгли лежат те кадры. Эх, сюда бы их, в эту статью…

Ответный визит к американцам был запланирован на весну. Было решено лететь на станцию Мак-Мердо не по короткому пути, вдоль побережья, а через Южный полюс, тем более, что раньше никто из наших через него не летал. Естественно, что лететь было возможно только на Ил-12, не было сомнений и в том, кто возглавит его экипаж – это мог быть лишь командир отряда. Для перелета был назначен закрепленный за ним борт Н440. На самолете предварительно заменили оба мотора, после чего машине, чтобы они обкатались, дали налетать около 50 часов, избегая при этом чрезвычайных режимов.

Аэродром американской станции Мак-Мердо. Слева направо: В-26 «Инвейдер», UH-34, R4D (флотское обозначение С-47), P2V «Нептун», «Бивер», R4D-8 (он же LC-117, он же «Super ОС-3»). На переднем плане – дом Роберта Скотта (находится внутри строения). 25 октября 1958 года

Расстояние, которое предстояло пройти, сильно превышало максимальную дальность Ил-12, поэтому на борт, помимо полной заправки, было дополнительно принято десять 275-литровых бочек с бензином и шесть канистр масла. Нагрузка самолета при этом вышла за разрешенные пределы, поэтому помимо экипажа в гости к американцам полетели лишь начальник экспедиции Е.И. Толстиков и его заместитель по науке профессор-метеоролог В.А. Бугаев. Из Мирного вылетели 24 октября, как только позволила погода.

Хотя на дворе уже давно стояла весна, взлет решили производить с припайного льда, поскольку полоса на нем была самой длинной. Ил тронулся с места и пошел на взлет. Перегрузка взяла свое – самолет, не поднимая носовой стойки, пробежал больше двух километров, и многие решили, что взлет придется прервать. Однако до провожающих долетел резко усилившийся шум моторов – командир дал форсаж. Натужно ревя, Ил оторвался от полосы и, развернувшись в сторону моря, прошел над Мирным. Набрав высоту 3000 метров, самолет взял курс на полюс, до которого было 2700 километров.

Самым трудным оказалось поднять самолет, а дальше вес машины, как и при полете на Полюс относительной недоступности, лишь уменьшался: по мере надобности бортмеханики перекачивали бензин из очередной бочки во внутренние баки, затем открывался нижний люк, и «пустая посуда», кувыркаясь, улетала вниз.