Мёртвая зыбь

Подъезжая к дому на углу одного из арбатских переулков, Роман Бирк подумал о времени, когда этот доходный дом принадлежал Кушакову. Каково было хозяину видеть, как постепенно выселялись прежние солидные квартиронаниматели и барские квартиры занимали жильцы, ранее обитавшие за Курским вокзалом или за Крестовской заставой. Кушаковы «самоуплотнились», раздобыв каких-то дальних родственников, и благополучно жили в своей квартире, минуя трудгужевые и прочие повинности.

Принят был Бирк радушно, как можно было принять дипломата пусть даже маленькой, но все же буржуазной державы. Бирк приехал с подарком. Он привёз хозяйке четвертинку «Бенедиктина». Агриппина Борисовна любила ликёры. У Кушаковых в тот вечер были гости. Одного из них Бирк знал — Евгения Христофоровича Градова, в прошлом видного московского адвоката, другого видел впервые. Это был блондин с резкими чертами лица, светло-голубыми глазами и аккуратно постриженной рыжеватой бородкой. Коричневый френч хорошо сидел на его худощавой фигуре, и это обнаруживало привычку к военной форме.

— Стауниц, Эдуард Оттович, — представила его хозяйка.

— Вот мы все узнаем из первоисточника, — сказал Кушаков. — Роман Густавович по своему положению был на съезде.

— Если говорить об отчёте Совнаркома, то Ленин признает, что страна находится в тяжёлом положении, особенно остро стоит вопрос с топливом… Вас, Макар Антонович, интересует более всего металлургия. Можете себе представить — страна производит всего шесть процентов того, что производилось в мирное время.

— Великолепно! — сказал Стауниц и добавил: — Великолепно в том смысле, что вы, Макар Антонович, вложили средства и, главное, вашу энергию в верное дело, если…

— Вот это я и хотел сказать, если не будут ставить палки в колёса, — глубокомысленно произнёс Градов. — Я имел случай защищать Буша и Коринкина, частных предпринимателей, обвиняемых в нарушении кодекса о труде. Я поставил перед судом альтернативу: хорошо, господа… товарищи судьи, закон запрещает использовать труд подростков. Но эти подростки, работая у частного предпринимателя, получают за свой труд энную сумму, которая позволяет им как-то прокормить себя, не сидеть на шее у родителей. А если мои подзащитные их уволят, положение подростков ухудшится.

— Если будут вмешиваться в частную промышленность, нам останется прикрыть лавочку, — сказал Кушаков. — Однако надо признать, что у власти я встречаю содействие. Им очень нужны сейчас лопаты, грабли, водопроводные трубы и радиаторы для отопления. В прошлые зимы водопроводное и топливное хозяйство пришло в упадок. Не надо паники. Соблюдать кодекс о труде? Пожалуйста. Гражданская война кончилась, рабочих рук сколько угодно. Зачем брать на работу подростков?

— Меня интересует другое, я рассуждаю в широком масштабе, что такое нэп? Эволюция или тактический ход? — спросил Градов.

— Всерьёз и надолго, вот что мы слышали, всерьёз и надолго, но не навсегда. Как расценивают это заявление господа дипломаты? — с улыбкой сказал Стауниц, обращаясь к Бирку.

— Я предложил бы обойти эту тему. В моем положении представителя иностранной державы это было бы вмешательством во внутренние дела.

— Ох уж эти мне дипломаты!

— Эдуард Оттович, господа… Прошу отведать пирога… Как говорится, закусить чем бог послал, — вмешалась хозяйка.

— Дары Сухаревки? — осведомился Стауниц, приступая к пирогу.

Роман Бирк обратил внимание на перемены в квартире Кушаковых. Прежде, год-два назад, в углу столовой были аккуратно сложены дрова. Теперь была убрана даже железная печурка, на стенах появились картины, изображающие уток, зайцев и всякую живность.

Хозяйка объяснила перемены:

— Хочется как-то украсить жизнь. Удалось сохранить столовую и нашу спальню.

— Я нахожу, что вы недурно устроились по нынешним временам.

— Все-таки придётся покинуть насиженное гнездо, — вздыхая, сказал Кушаков. — Вот гримасы жизни, домовладелец бросает свою недвижимую собственность на произвол судьбы.

— И куда же вы?

— Присмотрел особнячок вблизи Чистых прудов, — правда, в плохом состоянии, придётся ремонтировать, но зато мы будем одни, и никто не будет тыкать в глаза: «Домовладелец!» Думаю, к весне наладим там жизнь.

— Я бы повременил, — прихлёбывая вино, сказал Стауниц. — Бросить квартиру в собственном доме? Представьте себе, обстоятельства изменились, и тогда вы здесь, на месте, купчая и все бумаги при вас.

— Мы с Макаром думали об этом. Но даже в случае перемены — кто в Москве нас не знает!

«Опять о том же, — подумал Бирк, он чувствовал какую-то неловкость, когда при нем намекали на возможность переворота. — Неужели их ничему не научили эти годы?»

Чтобы не молчать, он спросил у Стауница:

— Вы как будто из военных?

— Не в больших чинах. Прапорщик. — И он посмотрел на Бирка испытующим взглядом.

Бирк выдержал взгляд. Чтобы изменить тему разговора, он заговорил о балете. Хозяйка поддержала.

— Была на днях на «Корсаре», — затараторила она, — на сцене все, как было, но в зале, боже мой… Гимнастёрки, кожаные куртки… И холод, какой холод. Я так сочувствовала Гельцер, ведь на ней только трико!