Мёртвая свадьба

Мать жарила блины. Стоял обалденный запах, вкусно шкворчало масло. Толик приподнялся. За ночь он ухитрился расчистить себе место на печке, раскидав коробки с банками по углам лежанки и растянувшись во всю длину. Ещё и старой телогрейкой сверху прикрылся. Толик почесал в затылке – он, на удивление, выспался.

Стопка блинов на столе звала к себе.

– Слезай, – сухо сказала мать, заметив движение за занавеской.

Толик с наслаждением потянулся – после вчерашнего двойного купания сначала в озере, а потом под дождём хотелось немного размяться.

– Слезай, говорю, – с раздражением повторила мать.

Толик слез. Кеды были ещё мокрые, и он босиком прошлёпал по деревянному полу. За окном серело.

– Садись.

Мать выставила ближе к его краю стола чашку, плеснула кипятка.

Толик посмотрел, как крутятся в водовороте воздушные пузырики.

– Я не виноват, – начал он, но мать перебила его:

– Завтракай.

Это было очень щедрое предложение. Мать обычно спала дольше Толика, завтрак не готовила. Блины – это по-царски. Но странно. Поэтому надо было действовать на опережение.

– Они сами, – начал Толик, поднося чашку ко рту, но мать его опять перебила:

– Значит, так, – она села на угол и положила перед собой руки. На светлой скатерти они показались вдруг большими и тёмными. – Про вчерашнее я слышать не хочу. Это всё показалось. Перед грозой бывает. Девчонка просто заболела – такое тоже бывает. Перекупалась на сиверке и простыла. Ты к ним больше не ходишь.

Толик подавился чаем.

– Так баба Света сама попросила с ними дружить, – напомнил он. – Когда я с фартуком…

– А теперь я тебя прошу этого не делать, – жёстко оборвала его мать.

Посмотрела тяжело. Прям припечатала просьбу к Толикову лбу. Или машинкой вышила. Острой стальной иглой.

Толик оторопел и на всякий случай отставил чашку подальше. Не то чтобы он с матерью никогда по-родственному не разговаривал. Она его постоянно просила то сбегать за тканью в магазин, то по заказчицам разнести готовое, то позвать кого на примерку, а потом пойти погулять часика на два. Но её просьбы никогда не касались лично его. Даже про школу не спрашивала. Ушёл – и ушёл. Пришёл – в магазине кое-что надо.

– Ты меня услышал? – настаивала мать.

– А если я их на улице встречу? – вильнул в сторону от прямого ответа Толик.

– Пройдёшь мимо, словно не знаешь. Но ты их не встретишь.

– Они уезжают? – В душе Толика всколыхнулась радость.

– Им будет сейчас не до прогулок.

«Не уезжают», – мысленно загрустил он.

– Так у нас съёмка сегодня, – вспомнил Толик. – Они могут прийти.

– И не до съёмок. Ты меня услышал, спрашиваю?

Толик кивнул. Он услышал. Он очень хорошо услышал. Но ничего не понял. Мать придвинула тарелку с блинами, и он начал есть их со сметаной и сгущёнкой. Не глядя, забрасывал в рот и, почти не жуя, глотал.

Мать смотрела в окно.

– Чёрт меня дёрнул за этот фартук взяться, – пробормотала она, выстукивая быструю дробь по деревянной поверхности стола. – Как чувствовала…

– Чего? – не понял Толик.

– Ничего! – поднялась мать. – Вон как сиверик задувает. Праздник, наверное, отменят.

Она ушла в комнату, и оттуда сразу раздался стрёкот машинки. Толик тут же перестал есть и уставился в окно. Сиверик дул, порывами проходя по деревьям, серыми волнами прогоняя дождь. Погода стояла ужасная, как раз для сидения в комнате с телефоном в обнимку. Но именно сейчас хотелось оказаться подальше от дома. Чтобы не было вопросов, а было побольше всего понят- ного.

Толик влез в джинсы. Они неприятно обняли коленки, за пару тёплых недель кожа успела привыкнуть к свободе. Носки искать не стал, они были где-то в комнате, а там сейчас работала мать. Сунул ноги в сапоги. Натянул куртку.

Чтобы лишний раз не проходить под своими окнами, Толик побежал огородами. На развилке подумал и направился к дому Ритки. Не сделал и двух шагов, как навстречу ему вырулила сама Ритка с бидоном в руке. Увидев Толика, она замедлила шаг, заводя бидон за спину. Толик тоже притормозил, потому что бидон за спиной значил что угодно. Могло и по кумполу прилететь вместе с молоком. Ритка нервная. Недосып сказывается.

– Ты чего так рано? – кивнул он на руку с бидоном. Обычно все за молоком по вечерам или в обед ходили. Ради утреннего мало кто вставал.

– Вчера взять не успела. Мне оставили.

– А вчера чего?

– Чего? – Ритка не сводила с Толика глаз.

– Ничего не слышала, чем всё закончилось?

– Так дождь. И не выпустили меня. Про молоко только ночью вспомнили. Тебя наказали?

Толик разулыбался и замотал головой.

– Нет. Наоборот, мать блинов с утра нажарила.

Ритка поморщилась, потёрла свободной рукой бок.

– Я теперь только за молоком и в магазин. Ну и с сеструхой.

Она качнула бидоном. С такими маршрутами Ритка явно домой не торопилась.

– Съёмка же, – напомнил Толик.

– Так её отменили. Погоды никакой. Говорят, как солнце выйдет, они и снимут.

– Ты-то откуда знаешь?

– Я костюм утром Наташе относила. Она с фотографом как раз разговаривала. А твой где?

– Кто? – Толик испугался, что пропустил важное – у него была договорённость с фотографом, но он проспал.

– Костюм.