Минуя полночь

Гил открывал в ней сокровища женственности и страсти, внутренней силы и свободы. А открыв их — предлагал ей в дар. Переполняясь благодарностью, душа ее с восторгом старалась снова найти им место среди других богатств и достоинств ее жизни. Ей недоставало именно этих качеств. И за то, что он сумел вернуть их, она наградила его местом в своем сердце. И наконец, почти в беспамятстве, он овладел ею, крепко держа в объятиях и шепча ее имя. Не было вокруг ни темноты, ни света, ни чувств, ни мыслей. Было лишь отстранение и удовлетворенность.

Неспособные размышлять, они спокойно лежали, тела их все еще были сплетены воедино порывом страсти. Весь мир свернулся в клубочек у их Ног, не смея потревожить. Довольно было того, что сердца их бились, как одно. Оба ощущали себя в безопасности. Можно было просто закрыть глаза и заснуть. И не видеть никаких снов.

Тепло уходило от нее. Дори почувствовала, что оно убегает между пальцами. Она протянула руку и наткнулась на пустые простыни, уже остывшие на прохладном утреннем ветерке.

— Ты куда? — сонно спросила она. Глаза отказывались слушаться и закрывались, хотя она и пыталась смотреть, как он одевается.

— Домой.

— Который час?

— Почти половина шестого. Мне надо быть дома к тому времени, как проснутся мальчишки.

— А как же Мэтью?

— А что Мэтью?

— Когда он встает?

— Да он, наверно, уже встал, — равнодушно сказал Гил, застегивая брюки и глядя на нее. Она, несомненно, была женщиной, да еще какой женщиной. Но сейчас, когда она лежала, свернувшись в комочек под одеялом и еще до конца не проснувшись, она казалось совсем малышкой, в ней было что-то очаровательное и вместе с тем обольстительное.

— Боже мой. Что же он подумает?

— О чем? — Он искал ботинки и как будто не понимал, о чем она говорит. Но на самом деле он слишком хорошо все понимал.

— Да о нас. О том, что ты заявляешься домой на рассвете, да еще с такой идиотской улыбкой на лице.

— Он просто позеленеет от зависти.

— Я серьезно. — Она приподнялась на локте.

— Да я тоже не шучу. — Он сел на кровать спиной к ней. — Мэтью давно уже знает, что я не мальчик, а взрослый мужчина. И мне не нужно спрашивать его разрешения, чтобы не ночевать дома. Меня не волнует, что он подумает и скажет. А тебя? — повернулся он к ней.

— Меня тоже, — Дори пожала плечами. — Не так, чтобы очень. Особенно если тебе самому все равно, — она улыбнулась. — Но, по-моему, он этого ждал.

Гил кивнул и ухмыльнулся.

— А как же дети? Они-то узнают?

— Как хочешь. Если тебе будет неловко…

— Нет. Просто мне кажется, что Флетчер что-то подозревает.

— Ты тоже заметила?

— Ну, он не очень-то силен в конспирации, — улыбнулась она. — Для подростка… весьма откровенен.

— Хочешь сказать, он не скрывает, что ему все известно? — Гил нагнулся, чтобы завязать ботинки.

— Я бы сказала так: ему нужно самовыражаться, и поэтому он старается найти человека, который будет его выслушивать и заботиться о нем. Вот это больше похоже на Флетчера. Задиристость — это от возраста, а не от характера.

— Слава Богу! — Он снова повернулся к ней и встал одной ногой на постель. — А скажите-ка мне, доктор, сколько эта задиристость еще продлится?

— Исследованиями доказано, что к двадцати пяти — тридцати годам он станет менее раздражительным и беспокойным.

— К тридцати годам? — Он хохотнул и наклонился над ней, опираясь руками на одеяло по обе стороны от ее груди. — А существует ли какое-нибудь сильнодействующее средство, которое поможет мне прожить столько лет? Пропишите мне его, доктор!

— Это невозможно без полного обследования поврежденной части тела, — сказала она всерьез и протянула руку, чтобы помассировать ту часть его тела, которая оказалась повреждена этой ночью. Массаж сработал даже сквозь джинсы.

Он озадаченно посмотрел на нее, а потом развеселился.

— Эй, да твоя догадливость просто шокирует! — воскликнул он, совершенно не выглядя шокированно.

— У меня еще и язычок ничего. Да и весь ротик тоже, — невинно парировала она.

— А еще классное тело. — И с этими словами он стянул с нее одеяло, начиная прокладывать дорожку из поцелуев вдоль ложбинки между грудями. Он совершенно не собирался этого делать, но не смог устоять перед искушением запечатлеть на ее теле еще несколько поцелуев и сладко пососать нежный розовый сосок. Она повернулась другим боком, и он бездумно продолжил ласки, попутно замечая, что тело начинает вновь возбуждаться. Он чувствовал, что она уже возбуждена, ее раздирает желание, и заставил себя отстраниться.

— Найдите-ка рецепт, доктор. Я вернусь часа через полтора, и мы проведем это обследование.

Он быстро поцеловал ее, поднялся, взял фланелевую рубашку и джинсовую куртку и, чтобы не передумать, выскочил за дверь.

— Надеюсь, у вас хорошая страховка, больной! — крикнула она вслед Гилу, улыбаясь при звуке торопливо сбегающих вниз по лестнице шагов.

— Да я и сам надеюсь!

Оба понимали, что предпринимаемая ими экспериментальная терапия — удовольствие дорогое и небезопасное. Однако, оценивая имеющиеся варианты, приходили к выводу, что стоит попробовать рискнуть. А что, если получится?

ГЛАВА 8