Минотавра (ЛП)

- Ну, что ж, очень приятно познакомиться, Нэнси, но, увы, сейчас я очень занят...

- Я забежала всего на секундочку... - Она оглянулась и когда повернулась обратно, то уже смотрела на него с похотливой улыбкой. - Я хочу задать вам вопрос, но...черт, вы можете подумать, что это глупо...

Он почувствовал, что должен быть джентльменом и примером для подражания.

- Ни один вопрос не является мелочным или бесценным, Нэнси, за исключением вопроса, задушенного нежеланием.

- Чего?

Он вздохнул.

- Какой у тебя вопрос?

Она поднялась на цыпочках и шепнула ему на ухо:

- Могу я отсосать у тебя?

Писатель был поражён.

- Что, прости?

- Ой, не подумайте плохо, я пососу совершенно бесплатно. Все равно мне нечего делать до вечера.

Миссис Гилман...сдаёт собственную дочь...Закралась мысль ему в голову.

- К тому же вы известный писатель, ни одна девчонка и тем более парень не смогут похвастаться таким в нашем городе!

Писатель закатил глаза.

- Правда, я не настолько знаменит.

Её колени начали тереться друг об друга, когда она начала вилять бедрами взад и вперед, со взглядом озорной школьницы.

- Видишь ли, я не хочу, чтобы ты думал, что я шлюшка.

- Я никогда бы так не подумал! - Заверил он её.

- Чёрт, я не смогу уснуть, если не попробую твою сперму...

Писатель свирепо посмотрел на неё.

- Зачем тебе это нужно?

- Просто хочу знать, отличается ли на вкус писательская молофья от обычной.

Ужас какой... Но все же он обдумал её предложение на мгновение. В конце концов, наибольшее творческое влияние на Стивена Крейна оказала проститутка, когда он писал "Красный знак мужества" и "Открытую лодку". Писатель не мог отрицать своей аристократичности, утонченности, рожденной эрудиции.

- Это хорошее предложение, Нэнси, но мне придется отказаться. Вы должны понимать: воздержание имеет решающее значение для эстетически творческих людей.

Она была живой деревенской Венерой, стоящей в его дверях.

- Ну так что ты решил? Дашь соснуть? - Не унималась девушка.

"Боже Небесный, пожалуйста, уйди! Твое тело убивает меня!" - Подумал он и сказал:

- Правда, Нэнси, я бы с удовольствием. Ты очень красивая молодая женщина, но...

Ее улыбка стала как у чеширского кота, показывая идеально ровные зубы, большую редкость в этих местах.

- О, забыла! У меня красивая шмонька, все парни так говорят. Хочешь посмотреть?

- Нэнси, не стоит...

Но она уже задрала джинсовую юбку одной рукой, а второй развела половые губы в стороны. Писатель опустил глаза.

Ему захотелось расплакаться. Её промежность выглядела идеальным пирожочком с завитком розовой ириски сверху.

- Я могу с уверенностью сказать, Нэнси, что ваше влагалище должно быть представлено в Лувре. Тем не менее, я ужасно занят сейчас. Возможно, в другой раз.

Ее натиск ослаб.

- Ладно. Но ты хотя бы подпишешь мою сиську, на это у тебя есть время? Она достала фломастер из заднего кармана юбки и задрала футболку.

Писатель уставился на её грудь.

Грудь на вид была смазливо-упругой и полной жизненной силы молодости...и украшена татуировками. На правой груди был набит смайлик с чёрной кривой дугой рта, двумя глазами, и вместо носа торчал большой розовый сосок, в то время как на левой был изображён большой орёл и надпись под грудью "Свободная пташка".

Писатель мог застонать." Сколько ты ещё собираешься меня изводить?"- Подумал он.

- Под какой?- Спросил он.

- Под смайликом!

Он приподнял грудь одной рукой, а второй расписался, как она того и хотела.

- Я не могу дождаться, чтобы показать своим друзьям! - Завизжала она.

- Здорово...

Она прильнула к писателю и подарила ему большой влажный поцелуй, запустив свой язык ему в рот. Боже... Она только что

облизала мои губы тем же языком, которым лизала невыразимо грязные, деревенские члены...

- Возвращайся к своей работе! - Весело сказала она.

- Да, да, благодарю вас. Всего хорошего...

- Спокойной ночи...красавчик.

Писатель закрыл и запер дверь, прислонившись к ней в изнеможении своего гнева. Наверняка какой-нибудь сельский полудурок кончит ей на грудь и на мою подпись сегодня ночью, подумал он... Взволнованный, он вернулся к столу, закурил сигарету и уставился на страницу в Ремингтоне.

««—»»

Несколько часов спустя он все еще смотрел на пустую страницу в печатной машинке. Теперь она выглядит так:

МУСОР БЕЛОЙ ГОТИКИ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Раздался стук в стену.

"Опять ни единой мысли! - Он кричал на самого себя. - Это она во всем виновата!" - Искал он оправдания.

Пепельница превратилась в пирамиду из окурков. Сквозь стены он слышал приглушенные и искаженные звуки: скрип пружин, хихиканье, быстрые шаги и хлопанье дверей. Бордель, упрекнул он себя. Я пытаюсь написать самый важный американский роман двадцатого века в борделе... Он верил в мрачную реальность этого места и то, что местные люди будут освещать его самые

глубокие творческие видения, чтобы наполнить каждую страницу человеческой правдой, но...

Просто еще одна субъективная пустыня, недостойная художественной интерпретации. Или, возможно, он был слишком строг к себе. К тому же, это всего лишь была его первая ночь на новом месте.