Минотавр

Сняв трубку и назвав свое имя, я услышал необычайно любезный, даже чуточку вкрадчивый голос:

- Ради бога, извините. Поистине глобальные обстоятельства вынудили меня прервать этим телефонным звонком ваши глубокие размышления, а может, и исследования в области семиотики и истории знакомых систем. Да, обстоятельства воистину глобальные.

- Кто говорит со мной? - прервал я могучий поток слов,

- Черноморцев-Островитянин.

- Чему обязан? - спросил я.

- Обстоятельствам глобального масштаба. Только весьма серьезные причины могли вынудить меня прорваться сквозь ваши размышления, бесцеремонно нарушить ваш покой.

- В чем же, собственно, дело?

- Мне необходимо с вами повидаться.

- Ну, что ж. Заходите вечерком. Я буду дома. Я не сказал Серегину, кто мне звонил. Но он, по-видимому, догадался.

- У Сережи в последнее время неважное настроение, - сказал он.

- Это почему?

- Конфликт с научным фантастом. С Черноморцевым-Островитянином. А он, Сережа, к такого рода размолвкам не привык. Не то что у них там, на их планете нет никаких конфликтов. Сколько угодно. Но там все не так. И размолвки там другие. Это не Черноморцев-Островитянин вам сейчас звонил?

- Как вы догадались?

- Скорее интуитивно. Я как раз в эту минуту о нем думал, Я немножко побаиваюсь его.

- А что он может вам сделать?

- Не мне. Сереже. Намекает ему, что больше не может скрывать от общественности и науки такой глобальный факт. Глобальный... Это любимое его слово.

- А какая ему выгода? Ведь этот... Диккенс... Ну, не Диккенс, Сережа ему помогает. Не то консультирует, не то даже соавторствует...

- Отказался. Категорически отказался. И у Черноморцева-Островитянина сразу же начался творческий застой, неудачи...

- Почему же отказался?

- Я его убедил.

- Не следовало этого делать... Вмешиваться в чужие дела. И вот теперь расхлебывайте. Тут дело посерьезнее, чем с лейтенантом Авдеичевым.

- Теперь уже поздно об этом говорить. Дело сделано,

- А нельзя ли как-нибудь выправить положение? Уговорить Сережу, убедить его, что не время входить в конфликт те фантастом, что нужно повременить.

- Да разве он согласится! У него совсем другой внутренний мир, совсем другая логика. Он не признает никаких компромиссов не только со своей совестью, но даже с желаниями. Он поступает так, как подсказывает ему его логика.

- Но раньше-то он помогал Островитянину, консультировал его?

- Раньше. Но не теперь. Теперь он не хочет.

- Скажите, вы имеете на него какое-нибудь влияние?

- Мы с ним друзья. Настоящие большие друзья. И, кроме того, нас связывает вместе нечто особое и, если употребить любимое словечко этого красноречивого фантаста, нечто глобальное. При Сереже я так не сказал бы. Сережа терпеть не может громких слов. Его девиз-скромность.

- Скромность? Ну, что ж, это не так уж плохо. Скромного, тихого человека всегда легче убедить или переубедить. Убедите его, что Черноморцева-Островитянина нельзя бросать в беде. Черноморцев делает полезное дело, прививает юношеству любовь к знаниям, к полету фантазии и мечты.

- Бросьте. Ваш Черноморцев-Островитянин заурядный беллетрист. Для него самое важное - тиражи. Из-за тиражей он и занимается фантастикой.

- Поверьте, это несправедливо. Он любит свое дело. Любит. И нельзя его винить, что он нуждается в консультации, нельзя оставлять его без консультанта.

- Пусть консультируется у кого-нибудь из ученых.

- Это не то. Его преимущество и состоит в том, что он консультировался у Сережи. А Сережа на самом деле не Сережа, а тот... Я вполне понимаю страдания Черноморцева. Даже Уэллс и тот не имел возможности посоветоваться с кем-нибудь вроде Сережи.

- Ну, и что? Уэллс все равно писал лучше, чем этот Черно-морцев-Островитянин, Но будет о нем. Неинтересно, Мне надо идти. Меня Сережа ждет. Мы с ним условились.

И Серегин исчез, даже не простившись.

19

Придя вечером ко мне, Черноморцев-Островитянин сразу же заявил, что он приехал на такси и такси его ожидает у ворот дома.

- Что ж, - сказал я, - я вас не задержу.

- Зато я вас задержу, - сказал фантаст. - У меня к вам глобальных масштабов дело.

- Так сначала отпустите такси,

- Нет, не отпущу. Пусть ждет. Это моя привычка. Я люблю, чтобы меня ждали. Одно сознание, что меня никто нигде не ожидает, может привести меня в полное отчаяние, Я всегда опаздываю. Хочу, чтобы меня везде ждали. Но сам я не люблю ждать. И потому пришел к вам.

- Не понимаю.

- Сейчас объясню. У вас есть аспирант по фамилии Серегин?

- Есть. Он только что был у меня и ушел незадолго до вашего прихода.

- Отлично. Великолепно. Этот ваш аспирант занимается семиотикой, изучением знаков?

- Да. На будущий год будет защищать диссертацию.

- Отрадно. Превосходно. Значит, вы его научный руководитель?

- Да.

- Отлично. Но вам не мешало бы знать о некоторых весьма существенных особенностях вашего подопечного,

- Какие же это особенности?

- Не очень отрадные, скажем прямо,

- Точнее?

- Он авантюрист.

- Осторожнее. Я не люблю, когда о моих знакомых...