Ариадна:
Тесей:
Тесей:
Громов схватил блокнот с уже написанным когда-то алфавитом, начеркал карандашом фразу Ари и бегло сопоставил первые четыре буквы. Воспоминание о дурацкой игре в универе появилось совершенно случайно, как и образ лучшего друга – Матвея Беляева, с которым они всегда едва ощутимо соперничали, хотя вряд ли смогли бы признаться в этом друг другу. И сейчас абсолютно бесполезное в течение семи лет знание шифра Цезаря и способов его дешифровки внезапно пригодилось. Сдвиг на одну и две буквы не помог, а вот третья попытка оказалась успешной: чуть не подпрыгивая на стуле от восторга, Громов корявым почерком вывел в блокноте: «У вас не будет второго шанса».
– Получилось! – вслух воскликнул он и тут же прикусил язык, зная, что его слушают. А после, промахиваясь по клавишам, переписал расшифрованное сообщение Ари.
Ариадна:
Ариадна:
Ариадна:
Ариадна:
Тесей:
Ариадна:
Ариадна:
Тесей:
Ариадна:
Тесей:
Ари ничего не ответила, и Громов, усмехнувшись, выписал цитату в блокнот. Как он ни смотрел на неё – всё не мог найти хоть какого-то ответа. Похититель попросту над ними издевался.
За пять минут до отбоя у них всегда было традиционное прощание на сон грядущий, но сегодня вместо рядового «спокойной ночи» Ари написала то, от чего у Громова отчего-то потеплело на душе:
Ариадна:
Ариадна:
Залезая под одеяло, Громов абсолютно точно знал, что не мог испытывать симпатию к тексту из компьютера. Но понимал, что в четырёх стенах, в одиночестве мог увлечься той, кто ставила точки в конце сообщений, могла часами обсуждать постмодернизм (Громов готов был оторвать себе пальцы, когда понял, что зря упомянул в разговоре Пелевина) и козыряла умными словами. Это не значило ничего. В лучшем случае они могли выбраться отсюда и потерять связь навсегда, в худшем – умереть в этой комнате от болезни или старости. Ни один из этих вариантов не предполагал встречу.
И всё равно Громову казалось, будто они с Ари знакомы гораздо дольше, чем кажется на первый взгляд.
И только погружаясь в сон, он вдруг подумал, что словосочетание «второй шанс» не просто выглядело каким-то знакомым. Оно будто бы было неотъемлемой частью его прошлой жизни – туманной и загадочной.
Идея «Второго шанса» появилась у Громова ещё на втором курсе университета. Это всё было каким-то странным стечением обстоятельств: сначала одногруппница рассталась с парнем, потом Мотя Беляев расстался с девушкой, а у школьной подруги развелись родители.
Но никакого чёткого плана, конечно, не было: они с Мотей обсуждали это сотню раз в курилке, на студенческих вечеринках, даже в аудитории на особенно скучных парах, но ничего не делали. Матвей уверял, что проект – бомба, нужно только накопить денег и стартануть; Громов же считал, что прогорит в первый же месяц, потому что идея второго шанса была хороша только как идея. Никто не захочет всерьёз что-то менять в своей жизни так кардинально, да ещё и платить за это деньги.
Но сценарии всё же писал. Своей гордостью он долго считал проект, созданный специально для соседа – музыканта Артемьева. В один день у него пропала любимая кошка, и тот появился под дверью у Громова весь в слезах. И они помогли. Сначала нашли саму кошку, неудачно выпавшую с балкона, а потом вытащили Артемьева из непрекращающегося горя. Работали слаженно: они с Мотей писали сценарий и осуществляли его, а Андрюха Кецховели, которого все называли просто Кец, приятель с психиатрического отделения, проводил бесплатные сеансы. Несмотря на грузинскую фамилию, он всю жизнь прожил в России, говорил без акцента и обладал удивительной харизмой и тонким чувством юмора, из-за чего привлекал клиентов и практически не сталкивался с отказами, когда вошёл в штат «Второго шанса» как психотерапевт.
В итоге Артемьев остался доволен настолько, что даже заплатил Громову денег. Они разделили их с Мотей и Кецем за бутылкой виски и, казалось, забыли об этом.
Но не Матвей Беляев.