Минотавр

«Алекс! Если ты имеешь какие-то виды на эту красавицу, я желаю тебе всяческого успеха. Но мне кажется, что ты упустил время, и теперь оно работает против тебя».

Александр отправился в Кент и, хорошо зная кампус, в тот же день зашел в контору и спросил, каким образом он может увидеть Никоса Трианду. Ответ гласил, что доктор Никос Трианда не проживает на территории кампуса; телефон его тем не менее они могут ему дать.

Получив телефон, Александр прямо из конторы позвонил по указанному номеру и, представившись исследователем, заинтересованным в получении гранта, выдаваемого Мадридским университетом, договорился с доктором Триандой встретиться и вместе пообедать в ресторане в центре университетского городка.

Выходя из конторы, он увидел Тею. Держа в руках папку с бумагами, она разговаривала с двумя студентками, стоя к Александру в профиль. Ничего не соображая, точно слепой, он вышел во двор, затем, еле передвигая ноги, пошел в гостиницу.

«Я не меняю ничего в своем решении, — записал он в своем дневнике. — Мосты за мною сожжены, и я пойду по открывшейся передо мною дороге до самого конца, куда бы она меня ни привела. В тюрьме я узнал, что такое счастье. В моем прошлом было еще восемь лет подобного счастья — теперь пришло время платить по счетам. Никос Трианда, вне всякого сомнения, тот самый грек, которого я допрашивал двенадцать лет назад. Тогда я легко мог сделать с ним все, что угодно, — например, пристрелить. Тогда, но не сейчас. Если бы я получше закрепил тогда контакты в „Ламборджини“, Tea, конечно, была бы сегодня разведена и свободна от Г. Р., и, может быть, она пошла бы за мной с еще большей охотой, чем это представлялось мне месяц назад. Завтра я встречусь с этим Триандой; но что мне делать дальше, я не представляю. Убрать его навсегда с моего пути? Я легко могу это организовать. Оставить его в живых? Или уйти самому? Голова пуста, и никаких мыслей там ней. Все известные мне трюки срабатывают хорошо только по первому разу, особенно хорошо они удаются, когда не срабатывают вовсе. Круг, кажется, замкнулся, и выхода из него я не вижу. Черт бы тебя побрал, Александр Абрамов!»…

28

Войдя в ресторан (он пришел туда за десять минут до назначенного срока и по привычке не двигаясь, постоял в дальнем углу, чтобы лучше рассмотреть своего соперника), он окончательно убедился в том, что перед ним именно тот человек, с которым он уже встречался в Израиле. Доктору Трианде он представился под именем Георга Милана; доктор Трианда должен извинить его за то, что он доставляет ему беспокойство во время каникул, но, узнав от знакомых о его пребывании в университете, он, Георг Милан, не мог упустить возможности встретиться с коллегой, хотя бы коротко.

Дело в том, объяснял доктору Трианде господин Милан, что уже много лет он сам работает над темой о древних торговых путях финикийцев и в связи с этим хотел бы узнать, может ли он рассчитывать на грант, финансовую поддержку Мадридского университета. Ему, Георгу Милану, придется побывать в Испании, равно как и на северном побережье Африки; последний этап его работы отнимет, по самым скромным подсчетам, не менее полугода, а это, увы, деньги и еще раз деньги…

Он говорил, а Никос Трианда вглядывался в лицо господина Милана с нескрываемым интересом, что, в свою очередь, не укрылось от последнего. Но грек не узнал его. Отведя взгляд, он с большим воодушевлением включился в разговор. Тема, затронутая собеседником, была так дорога ему, что отвлекла от каких-то смутных, неясных для него самого подозрений. Средиземноморье… это слово постоянно звучало в его душе, и он безотчетно готов был погрузиться в этот сказочный и почти что утерянный для остального человечества мир. Он подхватил и с жаром стал развивать тему общности средиземноморских культур… Этот разговор, начавшийся двенадцать лет назад и так поразивший тогда воображение Александра, сейчас оставлял его совершенно равнодушным. Его интересовало сейчас совсем другое. Его интересовал сам доктор Трианда.

Грек увлеченно говорил, вдохновляясь собственным энтузиазмом. Александр смотрел на него и видел красивого и здорового мужчину тридцати восьми лет, человека оптимистичного и энергичного. Только ли Средиземноморьем был вызван этот подъем, этот интеллектуальный блеск, эта, ощущаемая даже на расстоянии приподнятость, ореол удачи, окружавший доктора Трианду? Александр вновь возвращался к мысли о том, что тогда, двенадцать лет назад, он вполне мог бы застрелить ученого грека, и вновь признавался себе, что сейчас был бы уже не в состоянии этого сделать.