Минный дрейф

Вот тогда-то, года полтора назад, и созрел в голове Дмитрия Анатольевича честолюбивый план приватизировать эти развалины и воссоздать здание в первоначальном виде вместе с парковым ансамблем. И хоть идея эта сильно попахивала барскими замашками, о чем попервоначалу и судачили в окрестных деревнях, фермер не очень-то и прислушивался к общественному мнению, вкладывая в реставрацию всю душу и свято веря в то, что несет оторванному от цивилизации крестьянству зачатки культуры. Надо сказать, что за дело Дмитрий Анатольевич взялся с присущим ему рвением. В первый же год он пригласил из Санкт-Петербурга архитекторов и реставраторов, которые ползали вокруг усадьбы почти что все лето, а к сентябрю предоставили хозяину зверофермы приблизительную смету и уехали восвояси, предоставив Глазычеву расплачиваться за свое чудачество самостоятельно. Всю осень, зиму и весну Дмитрий Анатольевич пропадал в Северной столице, прицениваясь и подыскивая подходящих и не очень дорогих подрядчиков. И уже к началу нынешнего лета обветшалое помещичье здание покрылось лесами, и на новоявленной строительной площадке с понедельника по пятницу слышались бодрые крики рабочих, которые затихали только с наступлением выходных дней.

Весной этого же года предприимчивый хозяин фермы притащил из каких-то архивов план приусадебного парка и выгнал почти всех жителей поселков Никольское и Ульянка на платный субботник. Под чутким руководством Дмитрия Анатольевича, получив по двести рублей на нос, труженики села за два дня в точности воссоздали дореволюционную планировку, засадив парк почти двумя сотнями саженцев дубов, елей и кленовыми породами. Кроме того, в один из дней Глазычев нанял экскаватор и протянул через парк небольшое русло рукотворной речушки, озерцо и сложенный из ненужных камней грот. Впоследствии Дмитрий Анатольевич собирался выпустить в речушку несколько пар бобров со своей фермы, купить пару лебедей, а в отреставрированную усадьбу свезти купленную у питерских антикваров мебель и шедевры кисти прославленных русских мастеров живописи.

Новоявленный помещик собственноручно срубил себе уютную беседку, которая тут же в народе получила название «глазычевской», и по вечерам Дмитрий Анатольевич частенько просиживал в ней, с удовольствием наблюдая за работой строителей.

Сегодня же хозяин зверофермы направился к своему любимому детищу с другой целью. Войдя в творение рук своих, Дмитрий Анатольевич постелил на дощатый столик ярко иллюстрированный журнал, водрузил на него бутылку водки, хрустальный стакан, солонку с крупной, темной солью, порезал краснобокие помидоры, огурцы, хлеб и мечтательно уставился на закат.

Впрочем, розовым солнышком он любовался не долго. Во-первых, к вечеру после вчерашнего стресса и выпивки у него разболелась голова, а во-вторых, надо было привести в порядок мысли. Лекарство стояло прямо перед ним, и Дмитрий Анатольевич недолго думая откупорил пробку, щедро плеснул беленькой в стакан и с нескрываемым удовольствием выпил, закусив помидором, круто посыпанным солью. Не откладывая дела в долгий ящик, Глазычев налил себе еще полстакана и снова залпом выпил. Через несколько минут боль отпустила, в голове прояснилось, появилась легкость и способность соображать.

– Значит, так, – тихо произнес Дмитрий Анатольевич, любуясь из своей беседки поэтической красоты закатом. – Что мы имеем? А имеем мы то, что тебя, дорогой Дмитрий Анатольевич, обвинили в сумасшествии, белой горячке и еще невесть в чем, – обиженно пробормотал новоявленный помещик. Жениться Глазычев до сих пор не сподобился, и, кроме зверофермы, работы и банковского счета, у него ничего не было, как не было здесь и близких друзей-знакомых, с которыми можно было бы вот так запросто побеседовать на такую волнительную тему. Поэтому Дмитрий Анатольевич частенько пускался в беседы с самим собой, не усматривая в этом ничего дурного.

– Возможно, что так оно и есть на самом деле, – продолжал рассуждать хозяин зверофермы, – я не медик и по этой причине симптомов, понятное дело, знать не могу. Только возникает вопрос – с чего бы это? Алкоголь исключен, – уверенно убеждал себя Дмитрий Анатольевич. Выпивал он действительно раз в две-три недели, так что его никак нельзя было назвать не то что алкоголиком, а даже обычным выпивохой.