Министр и смерть

— Они молчат потому, что боятся, — высказал предположение полицейский комиссар. — Даже если они оба или один из них скажут, что узнали его или ее, человек этот на основании подобного свидетельства осужден не будет. Опознание бегущей фигуры в темном саду вряд ли признают достоверным. А других доказательств или улик, кроме заинтересованности определенных лиц, у нас нет. Так что убийцу, несмотря на их показания, вероятнее всего отпустят. Профессор и фру Идберг прекрасно понимают это. И, окажись убийца после этого на свободе, ни один из них не будет чувствовать себя в безопасности. Остается одно: на всех допросах раз за разом повторять, что они не узнали в темноте тень. Тогда убийца, может быть, поверит, что они действительно не узнали его или же что они твердо решили молчать...

Полицейский комиссар поднялся и сказал, что ему нужно работать. Следовало усилить полицейскую охрану фру Идберг и профессора. До наступления темноты Бенни Петтерсон собирался мобилизовать весь свой наличный персонал, а также привлечь полицию соседнего района. Самое главное — окружить дачи охраняемых незаметным внешне, но абсолютно непроницаемым для убийцы стальным кольцом. Ни у кого не будет шансов приблизиться к оцеплению незамеченным, не говоря уж о том, чтобы проникнуть через него. Если убийца собирается нанести удар этим вечером или ночью, его, несомненно, схватят с поличным задолго до того, как он примется нащупывать замок в двери или раму окна...

— Я почему-то не верю его доводам, — пробормотал мне Министр, когда мы остались одни. — Если бы Ева и Кристер узнали убийцу, они бы разоблачили его. Может быть, не сразу после убийства, но, в любом случае, теперь, после того, как он попытался убить одного из них. Но они молчат, что означает только одно: они ничего не видели. И это должен понять убийца.

— Но зачем тогда преследовать их? Ведь он только что украл ружье.

— Они не видели убийцу, и он это знает. Но, может быть, они увидели что-то другое, не менее разоблачительное и опасное?

Тогда почему они об этом не скажут?

— Потому что они не понимают важности того, что видели. Вспомни, Кристер и Ева оказались в доме у мертвой Беаты всего только через несколько минут после того, как убийца бежал, и бежал, возможно, в страшной спешке. Не разумно ли предположить, что впопыхах он оставил после себя какой-то след, улику, которая выдает его с головой? А ведь Кристер или Ева могут вспомнить эту деталь и понять ее смысл.

— Но эксперты обыскали комнату! Неужели специалисты не заметили бы?..

— Ты забываешь, что дом оставался пустым и незапертым три четверти часа после того, как они покинули его. В это время убийца вернулся и уничтожил или удалил улику или след. Но есть нечто такое, чего он не может удалить при всем желании, — это зрительная память двух свидетелей. Он знает, что они могли что-то увидеть, — наверное, какую-то мелкую, на поверхностный взгляд, деталь, которая тем не менее может изобличить его. Эта неосознанная картинка в зрительной памяти может в любой момент превратиться в яркое воспоминание, ассоциацию, идею. Все, что для этого нужно, — щелчок в мозгу, переключение и убийце — конец.

Поэтому он решил, что фру Идберг и профессор должны умереть.

18

Результатом сделанного умозаключения явилось то, что примерно через полчаса в атмосфере уже подползавшего к своему концу душного летнего дня я шел по дорожке, ведущей от Тайной тропы к дому и парку профессора Хаммарстрема. Министр решил тут же проверить обоснованность своей теории. Себе он, несмотря на протесты с моей стороны, выбрал Еву Идберг.

У ворот на дачу слонялся одетый в штатское охранник. Но моя репутация, в полицейской штаб-квартире стояла, по-видимому, так высоко, что он только махнул рукой и беспрепятственно пропустил меня. Действительно, ружья при мне явно не было, а убийство холодным оружием с моим возрастом и немощью не вязалось. За оградой в саду я обнаружил еще одного господина в штатском, но и он уделил мне только самое поверхностное внимание. Только теперь я понял, каким мог бы быть превосходным убийцей.

Дверь дачи со стороны моря была закрыта, но не заперта. Я уже собирался постучать, как вдруг услышал голоса и понял, что профессор не один. Я опустил руку и тут же услышал крик, казалось, профессор зовет на помощь. Я открыл дверь и вступил в прихожую. В этот момент заговорил другой голос — тихий, нервный, жалобный. Я не различал слов, но узнал бы этот голос среди тысяч других. Они разговаривали в гостиной, меня отделяла от них только дверь. Описывая круг за кругом, Кристер Хаммарстрем размеренно и тяжело вышагивал по комнате. Действительно ли Ева Идберг упрекала его в чем-то или меня обманывала ее обычная интонация? Я шагнул поближе к двери. Но тут голос Евы пропал, его заглушил дикий, необузданный крик профессора.

— Нет! Я же сказал тебе, нет! Об этом не может идти речи! Я ничего не хочу слышать! Ни слова больше! Поняла?