— Они сожгли его снова! Они снова сожгли его! — горестно кричал он еще издали, словно нес весть об эпидемии чумы или о разразившейся войне. Когда он мешком свалился на предложенный ему стул, мы еще раз выслушали уже хорошо нам знакомые филиппики в адрес фанатиков, совершивших это богохульственное злодеяние. Выпив чашку чая, Хюго немного успокоился и смог наконец связно изложить те немногие факты, которыми располагал. Когда вчера вечером он нанес в туалет свой последний визит, собор стоял, как всегда, но, придя туда сегодня утром, он обнаружил на его месте обуглившиеся головешки и дымящуюся золу. Тут голос министра юстиции сорвался, его опять обуял гнев, и, не доев кекс до половины, он вскочил и побежал прочь, разнося свои проклятия далее.
— Эта маленькая проблема к нашему делу отношения не имеет, и мы вынесем ее за скобки, — сказал Министр, намазывая кусок хлеба неприлично толстым слоем мармелада. — Хотя вопрос о том, кому понадобилось сжигать туалет, выстроенный в виде романского собора, кажется мне интересным. Попробуйте, магистр, решите его!
— Хюго считает, что это — работа религиозных фанатиков. Фанатика-одиночки или нескольких фанатиков. Есть на острове религиозные фанатики?
Министр облизал пальцы.
— Не знаю. В религиозный пыл Стеллана Линдена или Барбру Бюлинд как-то не верится. Особенно Стеллана Линдена. Он у нас — сверхчеловек-вегетарианец. Сигне по воскресеньям слушает службу по радио и редко посещает местную часовню, у нее нет на это времени. Она, конечно, занимается кое-какой благотворительной церковной деятельностью у себя в губернии, участвует во всех этих базарах и лотереях. Поджог еретического туалета — хороший способ распространения слова божия (особенно в период летних отпусков), но это — не в ее стиле. А Магнус, насколько я знаю, вообще не проявляет интереса к религии. Так же как и Кристер. Еву Идберг к аскетам и пламенно верующим тоже не причислишь. Нет, искать нужно не здесь!
— Я и сам бы поджег это безобразие, если бы кто-нибудь мне помог. Шаг правильный во всех отношениях — и в этическом и в эстетическом.
— Я тоже. Все, что для этого требуется, — коробок спичек и крупица хорошего вкуса. Хотя нет, к сожалению, нет. Нам, людям интеллектуального труда, чтобы перейти от слов к делу, нужно нечто большее. Что скажешь?
Меня явно погоняли. Я начал понимать, каким образом функционирует министерство моего зятя.
— Возможно, кто-то ненавидит Хюго Маттсона и хочет наделать ему кучу неприятностей. Все знают, как дорог ему этот туалет. Кто ненавидит Хюго Маттсона?
— Упростим вопрос. Кто его не ненавидит?
Где-то в лесу одиноко прочирикала птичка.
— И потом, не проще ли было бы его просто прикончить? — продолжал Министр с явной ноткой осуждения в голосе, словно он порицал кого-то усомнившегося в моральной оправданности столь радикальной меры.
— Да, прикончить! — вдруг неожиданно громко и кровожадно воскликнул, он. — Прикончить! Какие мы крупные идиоты! Вся эта история с уборной возникла далеко неспроста! Тот, кто поджег туалет, и тот, кто убил старуху и стрелял сегодня, — это одно и то же лицо! Вчера вечером Стеллан Линден говорил о странных совпадениях. Вот вам еще одно! Не может быть, чтобы в таком маленьком обществе, как наше, тут на острове, кроме убийцы, нашелся бы еще и поджигатель-пироман? А если бы нашелся, разве стал бы он чиркать спичками как раз сейчас, когда остров кишмя кишит полицейскими и все островитяне следят друг за другом? Нет, нет, и еще раз нет! Теперь второе. Зачем понадобилось убийце так страшно рисковать, пробираясь к туалету ночью и поджигая его? Ведь именно в это время ему лучше бы затаиться?
— Может, он хотел спрятать в туалете что-то связанное с убийством и с покушением на убийство?
— Гм... очень может быть. Но он мог бы уничтожить эти вещи и более скрытно? Утопить их в заливе или уничтожить еще как-нибудь? И чем объясняется тогда поджог?
Я попросил Министра рассказать мне о первом пожаре, и он сообщил мне, что первый пожар случился на Пасху, когда дачники сюда еще не переехали.
Я глотнул холодного чая, и меня тут же осенила одна симпатичная идея.
— Убийца — Хюго Маттсон. А сейчас он хочет отвлечь от себя подозрения...
— Ты подозреваешь его? Но он — единственный, у кого есть алиби в отношении убийства Беаты. И потом, он от ее смерти ничего не выгадывает.
— Не знаю, не знаю. Но, пожертвовав собором — тем, что ему наиболее дорого, за исключением, конечно, жизни и свободы, — жену Эль-су я в расчет не принимаю — он полностью отводит от себя все подозрения. Он ведь понимает, мы неминуемо придем к выводу, что убийца и поджигатель — одно и то же лицо.
— Хм... — казалось, я мало убедил Министра. — Конечно, можно предположить. Можно предположить все что угодно. Наш неизвестный убийца может оказаться сумасшедшим. Он жаждет огня и крови. Огня — ночью, и крови — днем. Как Наполеон.
— Наполеон не был сумасшедшим.
— Не был? Тогда зачем он сжег Москву?