Министерство мокрых дел

Ему говорили – шоколадные батончики, а здесь чуть ли не режимное предприятие.

– О неразглашении всего, что вы увидите на нашем предприятии. Это обязательное требование наших западных боссов. Без подписки ни один человек не может быть принят на работу.

Просекин не стал упорствовать, поставил подпись и вопросительно посмотрел на собеседника.

– Все нормально, – сказал тот. – Идемте.

В кабинете, где происходило «собеседование», съемку мы не вели. Основные события ожидались в другом месте – в небольшом цехе, где за длинными столами не покладая рук трудились одетые в несвежие белые халаты работники. Просекин и его спутник должны были пройти через этот цех в следующий, но просекинского провожатого кто-то отвлек, как это и было предусмотрено сценарием, и парень, извинившись, исчез. Просекин остался предоставленным самому себе. Мы снимали все происходящее из соседнего помещения через зеркальные стекла. Мы видели Просекина и все происходящее, а он нас – нет.

Работники были увлечены, по-видимому, важным, но совершенно непонятным Просекину занятием: перебирали сложенные в большие ящики упаковки от шоколадных батончиков. Они брали эти упаковки (явно побывавшие в употреблении) и что-то вытряхивали из них в стоявшие перед каждым из работников глубокие емкости. Возьмут упаковку в руки, вытряхнут из нее нечто невидимое, после чего упаковка летит в ящик с надписью: «Мусор». Немало озадаченный увиденным, Просекин через пару минут осмелился приблизиться к одному из столов. Неопределенного возраста работница в грязно-белом халате подняла голову и приветливо ему улыбнулась. Просекин тоже улыбнулся в ответ, еще не зная, что почти угодил в подготовленную нами ловушку.

– Работаете? – дружелюбно осведомился он.

– Ага.

– А чего это вы делаете?

– А вы кто? – вопросом на вопрос ответила женщина.

– Я работать тут буду. По обслуживанию механизмов, в общем.

– Не журналист? – строго спросила она.

– Что?

– Не журналист вы, спрашиваю?

– Не-е. Говорю же, по механике я.

– А то нам нельзя с журналистами-то.

– Запрещают? – сочувственно спросил Просекин.

– Ну! У нас с этим строго. Только слово лишнее сказал – и на расчет. – Женщина изобразила на лице подобие испуга.

– Так что делаете-то? – не унимался Просекин.

– Сырье готовим, – доверительно сообщила работница.

– Для чего? – изумился наш герой.

– Для батончиков этих шоколадных, будь они неладны!

Осмелевший Просекин приблизился к столу и теперь увидел, что же там такое находится в емкости: темно-коричневый порошок, больше похожий на мусор. Вот что вытряхивали работники из разорванных, побывавших в употреблении, ярко раскрашенных упаковок.

– Крошки, – пояснила работница, не ожидая дальнейших расспросов. – Шоколадные и вафельные. Всегда что-нибудь в упаковке остается.

– Остается после чего? – спросил непонятливый Просекин.

– После того как батончики из упаковки вынут. Покупает человек нашу продукцию, батончик съел, а в упаковке еще крошек осталось немного. Вот, чтобы добро не пропадало, это и придумано.

– Что – придумано? – Просекину не хотелось верить в очевидное.

– Крошки использовать. Про лотерею-то слышали?

– Про какую лотерею?

– Еще по телевизору рекламу крутят. Что присылайте, мол, по пять использованных упаковок из-под шоколадных батончиков, и у вас есть шанс выиграть автомобиль.

Да, есть такая реклама, Просекин вспомнил. Но все еще ничего не понимал.

– Вот нам и шлют использованные упаковки целыми ящиками, – кивнула куда-то в угол женщина.

Просекин посмотрел. Ящиков действительно было много.

– Наша дневная норма, – сказала женщина, проследив за взглядом собеседника. – А вообще за смену каждый работник собирает по пять килограммов сырья. Полтонны в смену, полторы тонны в сутки, сорок пять тонн в месяц.

– И что? – осведомился потрясенный Просекин.

– И из сырья делают новые батончики. Аграмаднейшая получается экономия.

На Просекина больно было смотреть. Вид внезапно прозревшего человека – всегда зрелище не для слабонервных. Он-то всегда считал, что западные фирмачи травят наших людей всякой гадостью. И продукты ихние некачественные, и просроченные они, и вообще дрянь. Но чтоб вот так, из мусора, беспардонно и нагло…

Я, находясь в своем укрытии, наблюдал за выражением лица Просекина. Было видно, что наш герой испытал немалое потрясение. Но он узнал еще не все. Правда должна была стать куда более неприглядной, чем до сих пор представлялось нашему герою. И сейчас он эту правду должен был узнать.

– Я лично никогда этих батончиков не покупаю, – сказала женщина. – Потому что знаю, из чего они делаются. Это еще что, – кивнула она на емкость с шоколадными крошками. – Здесь хоть шоколад. А чего они в батончики еще пихают…

– И чего они пихают? – спросил Просекин, почему-то понизив голос.

Наверное, он почувствовал себя лазутчиком, помимо своей воли оказавшимся в расположении вражьих порядков.

– Берут, к примеру, печенье… Ну, обычное самое, наше, российское. То, у которого срок годности давным-давно истек. Измельчают и добавляют в свои батончики, – охотно делилась секретами производства работница.

– Зачем?