Миниатюры

Яблоневый сад.

Зашёл я по осени в заброшенный яблоневый сад. Деревья стояли рядами с густо разросшимися кронами, много лет никто за ними не ухаживал. Кроны сплелись, сцепились, словно одревесневшими пальцами, качаясь на осеннем еле тёплом ветре. Листья опали неделю назад, лежали на почве комками, напоминая скомканные, тетрадные листы. Под серым, невзрачным одеялом скрывались яблоки. Красные, жёлтые, зелёные, с подгнившим бочком и чистые, блестящие. Увидев этот кладезь, я развернулся и побежал домой за мешком… Запах осенней земли, наполовину прелой листвы и выдержанных яблок – незабываемый! Белый мешок из-под муки почти забит яблоками, пришлось отсыпать, отдать природе её добро, иначе не унёс бы дары природы… Хорошо пропускать яблоки через старую, советскую мясорубку! С приятным, возбуждающим аппетит хрустом, спираль объедала плоть фрукта, выпуская мякоть, пропитанную соком. Всё пропущено. Достал ведро, сверху накрыл ситом, через которое просеивают муку, начал добавлять мякоть, лёгким нажимом выдавливая сок. Три трёхлитровых банки свежевыжатого, натурального сока мы пили с величайшим удовольствием!

Июньский дождь прокапал показушно…

Июньский дождь прокапал показушно,

Не промочил, как следует, а так,

Лишь прикоснулся влагою бездушной,

К жилым домам, влетая на чердак.

Что за дела? Какая, друг, проблема?

Ты что? Не хочешь, дождик, поливать?

Нет, не пустяк! Наверное, дилемма!

Плывёт же в небе туча – твоя мать!

Я ей скажу, чтоб воспитала сына,

Она накажет за враньё тебя!

Гром хлестанул и получил детина,

Заплакал горько, отхватив ремня.

Кактус.

Вырос бочонком, зелёным цилиндром,

Рёбрами ловит солнечный свет.

Смотрит не бритым, обросшим министром,

С чином высоким, которого нет.

Острые копья волос – закорючек,

К битве готовы, готовы к войне:

"Я не булавка! Сотня колючек!" -

Грозный диктатор стоит на окне.

Коршун с вороной стали друзьями…

Коршун с вороной стали друзьями,

Вместе летали они над полями,

Много общались на разные темы,

Вместе решали птичьи проблемы.

Место ночёвки искали вдвоём,

Дружба навеки – ночью и днём!

Как-то под вечер спросила ворона:

"Разве не знаешь такого закона:

Цепи трофической сильная связь,

Коршун, на деле, хищник и князь,

В птичьем мирке ареала степей,

Должен, по сути, жить без друзей!"

Коршун скосил вопросительный взгляд:

"Что ты, ворона, пусть говорят!

Верь не закону, доверься себе,

Друг никогда, ни за что и нигде,

Друга не бросит, тем более съест,

Этот закон, так, манифест!"

Перья ворона слегка распушила,

(в слове сокрыта огромная сила!)

Боком придвинулась ближе к нему,

К другу родному, родному крылу.

Дни, месяца пролетали, как ветер,

Сколько рассветов мир уже встретил,

Время всё шло, вот зима на пороге -

Коршун озяб, проморозило ноги.

В дальние страны пора уж лететь,

Если остаться, то верная смерть!

Утром ворона присев на дорожку,

Другу сказала: "Давай я немножко,

самую каплю, тебя провожу,

Дружбой твоей, дорогой, дорожу!"

Долго летели, заваливал снег,

Лёд нарастал в течении рек,

Грела ворона друга крылом,

Тёплым, вороньим, серым пером.

Ближе к границе конец ареала,

Взглядом ворона его провожала,

Друг удалялся в зовущую даль,

Сердце вороны сковала печаль.

Вспомнила первый, красивый полёт,

Коршуна голос приятный, как мёд,

Мышку ловили под пение птиц,

Вспышки считали зловещих зарниц…

Горечь разлуки, прощания ртуть,

Больно теснили горящую грудь,

Снег добивался вороньей слезы,

Птицы не плачут! Не плачут, увы…

Шаровая молния.