Миндаль цветет

– И ездить верхом тоже?

– У вас удивительная память, Пан.

– Не во всем, – ответил он, глядя на нее потемневшими глазами, – но есть вещи, которых нельзя забыть.

Внезапное смущение охватило Дору и помешало ей сразу ответить. Ей показалось, точно она осталась наедине с Гревилем, а остальные – Пемброк и Тони – отодвинулись куда-то вдаль.

Пан странным образом нарушил течение ее мыслей, и она почувствовала, точно в известном отношении стала старше и одновременно в другом отношении – моложе.

Он закурил папиросу и, продолжая держать горевшую спичку, свет от которой освещал ее лицо, посмотрел на нее блестящими глазами и тихо спросил:

– Почему вы покраснели, Афродита?

– Разве я покраснела? – спросила Дора.

– Да, очаровательно. Наверно, есть какая-нибудь причина.

Дора серьезно взглянула на него.

– Я, пожалуй, немного смущена, – сказала она, – вы знаете, так много времени прошло с тех пор, как вы были здесь…

– И теперь я кажусь вам другим, и вы тоже, – быстро докончил Гревиль, – и эта разница приводит вас в смущение, не так ли?

– Я думаю, что так, – пробормотала Дора. Тони позвал ее, и она подошла к нему.

– О чем это вы шепчетесь с Паном? – спросил он.

– Мы говорили о неожиданностях жизни, – кротко сказал Гревиль.

– Тебе, должно быть, нетрудно рассуждать об этом, – насмешливо согласился Тони и потом, кивнув головой Доре, сказал ей: – Пора тебе идти спать, дорогая моя.

Гревиль отворил ей дверь и проводил ее до лестницы.

– Спите спокойно, Афродита, и постарайтесь привыкнуть к разнице. Я хочу, – он немного сжал ее пальцы, – я хочу, чтобы вы совсем привыкли ко мне.

Он подождал, пока она дошла до верха лестницы, и, стоя на том же месте, с улыбкой крикнул ей:

– Спокойной ночи.

Она постояла минутку, потом постучала в дверь Рекса.

– Как провела время? – с участием спросил Рекс. – Я слышал, как ты пела; мне очень понравилось. Каков Пан – такой же, как и раньше?

Дора не сразу ответила ему, и он повторил вопрос в несколько иной форме:

– Что Пан, такой же противный? Я уверен, что да: тягуче остроумен и совершенно равнодушен ко всем нам.

– Он держал себя вполне корректно, – с усилием проговорила Дора.

– Ты устала?

– Да, день был какой-то душный. Рекс вздохнул и взял со стола книгу.

– Ну, так я думаю, тебе лучше пойти спать. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Придя в свою комнату, она почувствовала себя лучше. Присутствие Эмилии и вся знакомая обстановка подействовали на нее благотворно. Она уже не была такой утомленной и разбитой; ей казалось, что этот вечер содержал какой-то урок для нее, как будто она прошла какое-то испытание.

Когда Эмилия ушла, она надела толстый, мягкий шелковый пеньюар и села у открытого окна, обложив себя со всех сторон большими подушками.

Ночь была такая теплая, что казалось, будто наступила весна. В воздухе слабо реял нерешительный, тихий ветерок, неся с собой запах сырого мха.

Дрова в камине совсем догорели, и только изредка из-под пепла вырывался красный язык пламени и слабо освещал комнату. Дора любовалась ночью; какая-то тревога овладела ею, и она заметила, что мысли ее вновь возвращаются к Пану. До этого дня взгляды мужчин для нее ничего не значили – она совсем не замечала мужчин. Да и каких мужчин она знала? Друзей Рекса: Ричарда Кольфакса, мальчиков Кэрю, Доррингтонов…

Пан был совсем не то. Может быть, это происходило оттого, что он был старше.

Он пережил так много, а другие – другие всегда были такие же, как теперь.

Она поговорит о Пане с Джи… Нет, не станет; она совершенно ясно почувствовала, что не будет говорить, хотя причина такого решения была ей неясна.

Даже Рексу нелегко было сказать что-нибудь о нем.

Почему? Она сдвинула свои тонкие брови; какое-то смущение овладело ею, и вместе с тем она чувствовала себя счастливой.

Как странно было, что эта встреча произвела на нее такое впечатление и не давала ей заснуть! Ее мысли беспрестанно возвращались к Пану. Она видела его опять таким, каким он явился ей в первую минуту, в полосе яркого света.

Она стала думать о его женитьбе. Она слышала, как его бранили, но не хотела верить в его вину и, сама того не замечая, уже защищала его.

Ее интересовало, был ли он несчастлив и велика ли была его любовь к Бьянке.

Много лет он совершенно пропадал, и о нем доходили только слухи. Он был в Берлине, Бухаресте; часто бывал в Париже. Он женился на итальянке, покинул ее и вернулся в Англию.

Это было все, что Дора слышала о нем. Теперь он ворвался в ее жизнь совершенно новым существом, и этот интерес новизны производил на нее впечатление, влек ее к нему.

Она направилась к туалетному столу за носовым платком и, подходя, увидела в зеркале свое отражение. Она остановилась и с интересом стала разглядывать свое лицо.

Так ли она красива на самом деле?

Она стыдливо улыбнулась своему изображению, и глаза ее в зеркале также улыбнулись. Рекс сказал, что ее глаза, как жасминовые лепестки на жасминовых листьях. Она наклонилась вперед, и свет от электричества зажег в ее зеленых глазах две маленькие звездочки. Действительно ли зеленые глаза так необыкновенны?