Милый, не спеши!

— Наконец, хоть что-то! — похвалил он Банковскиса, нажал клавишу селектора и приказал: — Выясните, кто из членов научного дачного кооператива роет сейчас на своем участке бассейн… С фонтаном или без, я не знаю. Жду!

Отключившись, Дрейманис дал волю чувствам:

— Кажется, почему бы и не оборудовать в своем саду бассейн? В нем можно развести карпов и вылавливать, когда нежданно придут гости. В нем может плескаться детвора. В него можно окунуться после финской бани. С профессорской зарплатой и гонорарами наверняка можно себе это позволить. И все же это вызывает во мне непонятный внутренний протест. Это кажется мне чистейшей воды мещанством, стремлением подражать «сладкой жизни» высших кругов, стремлением переплюнуть соседа. «У вас альпинарий с садовой керамикой, зато у нас бассейн». В конце концов, если нельзя без этого обойтись, копай сам, сгоняй лишний жирок. Но не используй наемную силу. И не жалуйся потом, что тебя надули или обокрали…

В селекторе щелкнуло и раздался глухой голос:

— Бассейн оборудуют в саду директора института Академии Наук Маркуля. Установлено, что профессор еще на работе. Его телефон…

Полковник задумался.

— Маркуля я знаю лично. Большой ученый, автор многих открытий. Зато его супруга… В последний раз держала в руках серьезную книгу, когда в университете готовилась к экзаменам. Но это было так давно, что и лучшие косметологи ничем не могут помочь… Теперь, значит, ей бассейн понадобился!

Он набрал номер профессора.

— Товарищ Маркуль? Привет, Зиедонис, старина, говорит Август Дрейманис, не забыл еще?

Полковник не выключил внешнего динамика, и комнату наполнил хрипловатый голос профессора:

— Не иначе, ты помирать собрался, раз уж вспомнил. Перед смертью принято собирать старых друзей.

На лице Дрейманиса возникло болезненное выражение. Шутка профессора ему не понравилась, и он тут же перешел в контратаку:

— А ты стал страдать моральным ожирением. Говорят, в саду бассейн соорудил.

— Кажется, да. Вчера возвращался с коллоквиума и в темноте угодил в него. Хорошо еще, что воды не было.

— А теперь серьезно, Зиедонис. Кто его строит?

— Мастер, которого мне рекомендовал… постой, постой… нет, не помню. Но работает хорошо. Если тебе что нужно…

— Как он выглядит? Может, ты заметил?

— Не требуй слишком многого. Я его видел раза два.

— Очки он носит? — не отступал полковник. — Хоть это ты заметил?

— Безусловно! — обрадовался профессор. — Я сам видел, как он занимался сваркой. Большой мастер!

— Ты безнадежен, — вздохнул полковник.

— Что ты там бормочешь? Если нужны подробности — приезжай в гости и спроси у моей супруги. Сегодня я освобожусь пораньше. Будем ждать тебя. Решено?

Частые гудки свидетельствовали, что профессор положил трубку.

— Прекрасная идея, хотя и чисто дилетантская: полковник отправляется знакомиться с преступником. А почему бы и нет? Короче говоря, так: мы с товарищем из газеты поедем, а на вас, лейтенант, остается квартира Крума и постоянная связь с моей машиной. Ясно?

Мы поужинали у Дрейманиса дома, где меня поразило великое множество книг на полках, закрывавших все стены. Смущало, однако, что не показался никто из домашних: полковник сам принес из кухни еду, приготовленную незримыми гномами.

Трудно сказать, о чем мы разговаривали. Будучи журналистом, я старался побольше слушать, а полковник довольно сбивчиво рассказывал случаи из своей практики, которую разделял на два этапа: до инфаркта и после него, вновь и вновь подчеркивая, что теперь его работоспособность чрезвычайно зависит от погоды: если, например, ночью льет дождь, на завтра ему приходится оставаться дома и вызывать врача.

К счастью, шофер был пунктуален, и через полчаса машина остановилась у калитки профессора Маркуля. Своим скромным видом дом выгодно отличался от претенциозных строений по соседству. Но вскоре я понял, что это лишь утонченный прием, рассчитанный на то, чтобы потрясти гостей. За каменными, старинного вида стенами открывалась такая роскошь, какая сделала бы честь представлениям любого художника Рижской киностудии о быте западных Миллионеров: дорогой ковер на паркетном полу, гобелены на забранных панелями стенах, камин из голландских изразцов. Единственным, что не соответствовало роскошной обстановке, были сами хозяева. Профессор — без пиджака, с подтяжками поверх клетчатой, с короткими рукавами рубашки — почему-то напоминал мне трамвайных кондукторов послевоенной поры, тоже носивших очки в виде полумесяца: вниз они глядели сквозь оптику, а вдаль — невооруженным глазом. Вагоновожатым в семье была, несомненно, жена, но в случае необходимости Зиедонис Маркуль умел крутануть колесо ручного тормоза и замедлить слишком стремительное движение мадам Клары.