Милый Гектор

Таганкин. А разве не приводы? Не станете же вы утверждать, что я прихожу сюда в свободное время по собственному желанию? Простите, я опять неудачно пошутил…

* * *

Индейкин выключил компьютер.

Ржавцев спросил:

— То есть вы предполагаете, что после того, как Барсук пришил литераторшу, он решил смыться из России?

— Весьма возможно.

— Не ожидал я такого от Барсука!

— Вас не удивляет, почему в Чехословакию?

— Не удивляет. Он пиво чешское любил. В те годы в парке культуры был чешский павильон. Там продавали чешское пиво и шпикачки. Колбаски такие.

— Колбаски, говорите? Интерес Барсукова к Чехословакии нас насторожил. Мы сочли нужным еще раз встретиться с гражданкой Константинопольской.

— Опять будет кино?

— Будет. Последнее.

На экране снова Константинопольская. В черной кофте.

— Ходячий черный квадрат, — весело прокомментировал Ржавцев.

Голос следователя:

— Константинопольская Зоя Ильинична. Одиннадцатое февраля 1987 года. 10 часов 10 минут.

27. Допрос Константинопольской

Следователь. Я хочу уточнить одну деталь. Вы рассказали, что во время последнего визита к вам Ржавцев интересовался Чехословакией.

Константинопольская. Не совсем так. Его интересовали кельтские поселения в Чехии, особенно город Часлав. Это очень интересный город. Там были стоянки кельтов. Правда, никаких останков их культуры найдено там пока не было. Вы не поверите, но Слава сам нашел этот город. А потом мы с ним играли — лазили по карте почти два часа. Прокладывали пути к этому Чаславу из Праги. Пешком, на велосипеде, на машине.

Следователь Он просто изучал этот город или связывал его с чем-то?

Константинопольская. Нет, не связывал.

Следователь. Я понял. Он к вам больше не заходил? Не звонил?

Константинопольская. Нет, больше он мне не звонил. Простился — и все. На том мой роман и закончился. Мне не везет на романы. Как сказал Жак Превер, «и волна безжалостно стирает…». У вас больше нет ко мне вопросов? На улице холодно. Весна не скоро.

Следователь. Верно, верно. Трачи еще не прилетели. Да… Ваш пропуск, пожалуйста.

28. Голубая стекляшка

Индейкин закрыл компьютер:

— Что вас заинтересовало в этом Чаславе? Ведь не кельтские поселения?

— Нет, не кельтские.

— Вернемся к первым дням вашего пребывания в Амстердаме. В самом начале нашей беседы вы сказали, что выиграли большую сумму в лотерею. Да, большая сумма в бельгийских франках у вас была. Только получили вы эти франки не от организаторов лотереи, а от ювелира Пьера Гоотманса. Он показал нам документ о покупке у вас драгоценного камня. Вы не будете это отрицать?

— Не буду.

— И что это был за камень?

— Так. Голубая стекляшка. Из России привез. Купил в салоне для новобрачных. У меня квитанция была.

— Стекляшка, говорите? Да нет, Ростислав Романович. Продали вы не стекляшку, а настоящий бриллиант. Голубой бриллиант. Откуда он у вас? Уж не тот ли это камень, который Барсуков забрал у Крышкиной?

— Я не знаю, какой камень забрал Барсук у литераторши; не знаю, какой камень привез Гвоздь Зайчиковой; но знаю, что тот бриллиант, который я продал в Антверпене, не имеет к этим камням никакого отношения.

— Тогда объясните: как попал к вам камень, который вы продали в Антверпене? Только не говорите, что это бабушкино наследство.

— Нет, не наследство. Все значительно проще. Реалии быта. Я купил этот камешек в Москве перед отъездом у спекулянта. Обыкновенное дело в то время. Я даю ему советские деньги, он мне — камешек, я прилетаю за границу, продаю камешек и получаю валюту. Это был способ провозить валюту.

— Вам напомнить, сколько вы получили за камень?

— Меньше, чем рассчитывал. Окрашенные бриллианты не представляют ценности.

— Ну, неправда, Ростислав Романович, неправда. Цветные бриллианты ценятся очень высоко, на них не работают законы рынка обычных алмазов.

— Однако бриллиант, который я продал в Брюсселе, был не чистой воды.