И она провела меня в ближнюю комнату. Будучи домоседом, я любил присматриваться к чужой обстановке, особенно у людей странных. Слева — узкая, еще не заправленная кушетка с зеленым ковриком на стене, под цвет наката, в углу — здоровенная коряга-спрут, на щупальца которой накинуты три разноцветных шляпки; справа — однотумбовый стол, над ним — двухъярусная полочка с цветком и с десятком книг, а чуть в сторонке, в петлях из жилки, висели рулончики разных бумаг; против кушетки — невысокий трельяж, под которым, свернувшись по-кошачьи, лежала еще одна коряжина. Окно свободное — хорошо выглядывать, на полу — простенькая дорожка. Вроде ничего странного, хотя если Нэлка обитала здесь, а в гостиной бабушка с внучкой — я прежде видел там диван-кровать и маленькую койку, — то кто же тогда в третьей комнате? Уж не прячут ли там эти женщины трупы своих мужей, как Синяя Борода прятал своих жен?.. Веселенькая гипотеза!
На ходу подправив постель, Нэлка села на единственный стул и взглядом повелела мне встать рядом, что я и сделал. Взяв карандаш и заводив им по строчкам, она стала читать, медленно, исправляя нечеткие буквы и стрелками переставляя некоторые слова. Второй же рукой в задумчивости принялась поигрывать верхней пуговицей кофточки, то расстегивая ее и чуть распахивая ворот, то застегивая. Я с колокольной своей высоты так и уставился обомлело на эту пуговицу и на этот ворот… Околдовывает, околдовывает, думал я, не в силах отвести глаз… Внезапно подняв голову и перехватив мой пугливо-отпрянувший взгляд, Нэлка усмехнулась одними уголками рта и спросила:
— Может, сесть хочешь?
— Ничего, я постою, — пробормотал я.
— Ну что ж, почерк сносный и вопросики игривые. Вот, например: «Есть ли у тебя друг, подруга?» Это в каком смысле?
— В половом, — храбро ответил я.
— Я так и подумала. А не рано ли?
— Какой же рано, когда я через два года могу жениться!
— Да? И женишься?
— Посмотрю.
Снова расстегнув пуговицу, Нэлка рассмеялась, ткнувшись лбом в тетрадку, но вдруг спохватилась:
— Собственно, чему я удивляюсь? Значит, тебе уже шестнадцать. А мне двадцать. Старуха.
— Ну да! — вырвалось у меня протестующе.
— Нет еще? Ну, спасибо! — Улыбаясь, она повернулась ко мне всем телом, схватила за локоть и прошептала энергично: — Слушай, Аскольд, возьми меня в жены, а? Я тебя подожду два года.
— Ладно, если анкеты сделаешь! — со смущенным восторгом согласился я.
— Сделаю!
— По рукам!
И мы весело хлопнулись ладонями.
— Так, завтра я начну копировать и… — Нэлка что-то прикинула в уме, — да, к концу вторника все будет готово. Но если ты меня очень сильно попросишь, я могу начать и сегодня. Тогда все будет готово уже завтра.
Я прямо простонал:
— Я тебя очень сильно прошу!
— Очень-очень?
— Очень-очень! В квадрате! В кубе!
— Ладно, Аскольд, — грустно проговорила она, — очень сильно просить ты еще не умеешь.
Кошкой кинувшаяся на меня в первый момент, Нэлка сейчас доверчиво притихла и сделалась вдруг такой своей и близкой, что будь это Валя, я бы, наверно, обнял ее и поцеловал, тем более что внешне они казались почти сверстницами. Как тетя Вера не выглядела бабушкой, так и Нэлка не выглядела мамой — просто девятиклассница, развившаяся скорее других. Во всяком случае, Мишка Зеф не упустил бы возможности познакомиться с ней. А я-то, тюха-матюха а-ля бревно, нечистая сила, помело! Все их помело — это пианино, на котором они рвутся взлететь, да не хватает сил, а тут еще я любезно давлю сверху. Мне стало досадно и неловко и за старое и вот за это, что я приплелся и хамски навязал людям свои дела, как будто у них нет собственных и, может быть, трижды важнее моих забот. Досада перешла в щемящую жалость и сострадание, и я внезапно спросил:
— Нэль, а где твой муж?
— Нету, — ответила она, ребячливо разведя руки.
— Но ведь был?
— И не был. Просто случилось однажды полное затмение. А знаешь, сколько длится полное солнечное затмение? Секунды — и все, и нету его. Вот такая астрономия была и со мной. Бойся, Аскольд, затмения! — Нэлка вздохнула, поднялась и вдруг, обозрев меня с макушки до пят, улыбнулась опять. — Ну и вымахал — ужас! Ну-ка, на сколько ты выше меня? — Она легонько прижалась ко мне грудью и ладонью отметила рост на моей щеке. — На полголовы! Ничего, девчонки высоких любят… Да-а, а почему ты, интересно, перестал глушить нас?
— Сама же говоришь — вырос.
— Этот рост ничего не значит!.. Хотя… вообще-то почему бы не значить?.. Ну, ладно, ступай. Я все сделаю и занесу. Или через Алексея Владимировича передам.
Она повернула меня и подтолкнула в спину. Я вышел, не оглядываясь, радостно-встревоженный.
С первым делом было покончено.
Глава тринадцатая
Второе дело было ответственней.