– Гражданчиков выращивают граждане, а не зеленые стручки, у которых едва проклюнулось чувство, первенькое, чистенькое, как в него – бух! – пеленки и горшки!.. В голове сквозняк с транзисторным свистом, танцульки, хиханьки да хаханьки, а на руках – ребенок. Нелепость!.. И этот мальчишка вот-вот, зажавши уши, без оглядки удерет от своей возлюбленной! – сурово закончила мама.
Валя, потупившись, сказала:
– Да, он на время вернулся к своим.
– Уже? Вот видите!
– Это чтобы десятый класс закончить, – торопливо и неуверенно пояснила Валя.
– Ага! – воскликнула мама. – Ему, значит, надо десятый закончить, а на нее плевать?.. Вот так она, дитя в квадрате, и останется на бобах: с ребенком, без мужа и без образования!.. Далеко ходить не надо – вон, под нами, юная клушка сидит! Девочка, цветочек, а уже мать-одиночка! – Словно специально дождавшись этого момента, чтобы образней подкрепить мамину мысль, у Ведьмановых заиграло пианино. – Пожалуйста – тоску разгоняет!.. А вашей совсем худо. Ну, куда она теперь с девятью классами, с этим огарком?
– У вас, Римма Михайловна, очень мрачный взгляд на жизнь, – тихо сказала Валя.
– Не мрачный, Валюша, а точный!
Мне был до стыда неприятен этот спор, я силился вмешаться, но не находил никаких контрмыслей и в поисках спасения глянул на отца. Его, наверно, сейчас беспокоил не столько любовный небоскреб, сколько треснувшие цокольные панели, из-за которых ему грозила тюремная решетка, но тем не менее папа, кажется, внимательно слушал разговор. Поймав мой тревожный взгляд, он кивнул мне, постучал вилкой о блюдце и сказал:
– Нет-нет Римма Михайловна, именно мрачный. Хотя бы потому, что вы не даете нам супа.
– Ой, простите! – спохватилась мама. – Вечные вопросы!.. Отец, неси супницу!
– Я, мам, принесу!
Опасность миновала. Не знаю, что там вывела для себя мама, но я, несмотря на отвращение к этому зондированию, вывел, что Валя – молодец, не сдалась! Я подхватил тяжелую фарфоровую супницу и на радостях чуть не хряпнул ее о косяк.
Стол уже очистили для больших тарелок. Валя встала, чтобы помочь разливать суп, но мама усадила ее, говоря, что, мол, будь уж сегодня настоящей гостьей, а вот в следующий раз… И после короткого многозначительного молчания вдруг со взарпавдашней серьезностью упрекнула меня за то, что я не могу натренировать своего бездельника Мебиуса выполнять какую-нибудь кухонную операцию – вот хотя бы оборудовать поварешкой.
– Куда мне, с огарком, – буркнул я.
– Знаю, над чем ты подтруниваешь! Мол, мать лирику развела, а мы физики! У нас в туалетах музыка играет!.. А я вам и как физикам сделаю вливание, хотите?
– Я сдаюсь! – быстро сказала Валя.
– Ну-ка, мам!
– Пожалуйста. Только есть не забывайте. – Она налила последнюю тарелку – себе – и села. – У одной старушки из нашего дома в желудке нехорошая опухоль, не за едой будь сказано…
– У кого? – спросил я.
– Не имеет значения. Оперировать не дается – зарежут, говорит, чтобы пенсию не давать. Словом, оперироваться – ни в какую!
– У нее рак? – горько спросила Валя, щупая свой живот.
– Да.
– Ужас! – выдохнула Валя. – И не знают, как лечить?
– Знают. Существуют лучи, которые убивают злокачественные клетки, но они же убивают и здоровые. Как спасти человека?.. Физическая проблема. Спасайте!
Сначала я перебрал в уме всех бабок нашего дома – у кого же рак? – но ни к чему не пришел и углубился в физическую проблему. И тут же предложил:
– Сделать укол, чтобы здоровые ткани не боялись лучей!
– Такого препарата нет.
– Вывести желудок наружу! – торопливо, точно больная умирает на глазах, сказала Валя.
– Это опасная операция.
– А если сперва слабую дозу, а потом… – вслух подумал я, но сам же отверг идею.
– А через пищевод? – неуверенно спросила Валя.
– Все равно заденет ткани.
– А-а! – вдруг воскликнул я и аж вскочил, размахивая ложкой. – Надо пустить лучи рассеянным пучком, неопасным, а линзой сфокусировать их в желудке!
Мама, спокойно хлебавшая суп, перестала есть, удивленно вскинула брови и сказала:
– Верно.
– Ура-а! – крикнул я.
– Ура-а! – подхватила Валя.
– Ура! – коротко поддержал папа.
Я был на седьмом небе, как будто действительно спас неведомую бабушку, а заодно и себя, и Валю, и всех пятнадцатилетних вообще. Нет, уважаемая Римма Михайловна, восемь классов – это все же вам не свечной огарок!
Глава четырнадцатая
В понедельник анкеты не появились – или Нэлка не смогла, или я все же не сумел ее очень сильно попросить. Надо было, видно, конфет купить или шоколадку!.. Появились они во вторник вечером. Вручая мне тяжелую, перехваченную шпагатом стопу бумаг, отец с довольной улыбкой проворчал, что мало мне отвлечь от работы главного инженера, так я еще и пол-управления мобилизовал. Листы, плотные и остро пахнущие нашатырным спиртом, были четко заполнены темным текстом, написанным чертежным шрифтом: вопросы – слева, место для ответов – справа. Молодец, Нэлка! Ух, какая молодчина!