Был и вечерний распорядок. Эдвард появлялся у Шай около девяти и проводил первый час, сидя в кресле у окна. В десять они по очереди чистили зубы в ванной, а потом Эдвард разворачивал темно-синий спальный мешок посреди ее комнаты. В десять пятнадцать Шай выключала свет.
– Как лагерь? – Эдвард сидел в кресле, вытянув больную ногу.
– Дурацко. Тебе так повезло, что ты не должен туда ходить.
– Я не
Она оторвала взгляд от блокнота, лежавшего у нее на коленях.
– Если бы ты захотел, тебе бы разрешили. Если бы ты прямо сейчас попросил у моей мамы ключи от машины, она, наверное, отдала бы их тебе.
– Не отдала бы.
– Хочешь поспорить?
Эдвард попытался представить, как обращается к Бесе с этой просьбой, а затем отмахнулся.
Шай выглядела разочарованной.
– Ну, я имею в виду, что нормальные детские правила на тебя не распространяются. И скажи спасибо, потому что большинство детских правил ужасно фальшивые. Вожатая не разрешает мне читать во время обеда. Она говорит, что чтение антисоциально, но я думаю, причина в том, что она на самом деле Йозеф Геббельс.
– Кто это?
– Нацист, который сжигал книги. – Шай вернулась к блокноту и сделала в нем пару пометок.
Эдвард каждый вечер наблюдал, как она пишет в блокноте. Он подозревал, что Шай делала заметки о нем и его потенциальных магических способностях, но боялся спросить напрямую. Эдвард изучал поврежденную ногу и ждал, когда Шай закончит. Он спросил ее о лагере, потому что знал: именно о таких вещах люди спрашивают друг друга. «Как прошел твой день? Как ты себя чувствуешь?» Но его вопрос прозвучал глупо, а ее ответ – раздраженно, и он ощутил, что внутри него протекает еще один странный разговор на языке, который он не совсем понимает. Это что-то о магии, об их возрасте, об отсутствии у нее друзей, об эмоциях, о крушении самолета и обо всем, что она записывала.
Когда Шай закончила корпеть над блокнотом, сказала:
– Я вижу, как скептично ты на меня смотришь.
Эдвард пытался выглядеть невинно.
– Ты о чем?
– В словах нет никакого смысла. На самом деле я могу видеть то, чего не видят взрослые, а это значит, что я смогу увидеть то, что внутри тебя, раньше, чем кто-либо другой.
Воздух в комнате начал сжиматься, как будто электричество тайного разговора и настоящего на мгновение совпало.
Настоящий Эдвард – не тот, кто всегда пытался вести правильный диалог, – сказал:
– Ты будешь разочарована, когда я превращусь в нормального ребенка.
– Уже слишком поздно, – ответила Шай. – Ты никогда не будешь нормальным ребенком.
Это звучало правдиво, и Эдвард испытал облегчение.
– Я тоже ненормальная, – продолжила она, будто бы отвечая на незаданный вопрос.
– Отлично, – сказал Эдвард с энтузиазмом, заставившим его покраснеть.
Шай вернулась к блокноту, и Эдвард почувствовал, что ему стало легче дышать. Его грудь расслабилась. Когда часы показали десять, он взял костыли и поковылял в ванную.
Эдвард уже лежал в спальном мешке, когда Шай внезапно спросила:
– Интересно, как долго тебе разрешат спать здесь? Я слышала, как женщина в продуктовом магазине спросила маму об этом. Взрослые чувствуют себя неловко, потому что мы не совсем подростки и уже не дети. Возможно, скоро нам запретят спать вместе. Всем будет проще, если мы будем вести себя, – она иронично изобразила кавычки, – приемлемым образом.
Эдвард пристально посмотрел на нее:
– Откуда люди в городе знают, где я сплю?
– Сплетня. Космос. – Должно быть, она заметила выражение его лица, потому что мгновенно прибавила: – Можешь спать здесь столько, сколько захочешь, я отобьюсь от них. У меня это отлично получается – когда нужно, я могу быть дико невежливой.
По почте пришел большой конверт не менее пяти сантиметров толщиной. Лейси присела на диван рядом с Эдвардом и вскрыла письмо, но едва прочла строчку, как листы упали на пол. После чего тетя достала большую синюю папку.
– Что это такое? – спросил Эдвард, одновременно изучая заголовок на лицевой стороне: «Личные вещи пассажиров рейса № 2977».
– О боже, – испугалась Лейси.
В письме говорилось, что если Джон и Лейси обнаружат какие-либо предметы, принадлежащие семье Адлер, то смогут получить их.
Лейси раскрыла папку на середине и увидела фотографию золотого браслета с шармами: Эйфелева башня и плюшевый мишка.
– Не понимаю, – сказал Эдвард. – Эти вещи пережили крушение?
Лейси кивнула.
– Они не расплавились? Не взорвались?
Тетя постучала пальцем по папке.
– Хочешь взглянуть?
В ушах Эдварда щелкнуло знакомое стаккато.
– Нет, спасибо. Не сейчас.
Позже Эдвард слышал, как тетя и дядя спорили на кухне. Джон сердился, что Лейси открыла конверт перед ним.
– Господи, – сокрушался Джон. – Наша работа – защищать его. Ты видишь, как он подавлен? Доктор Майк говорит, что мы должны быть очень, очень осторожны.
Голос Лейси становился резче.
– Я не хочу лгать ему. Я думаю, что он должен все знать.