Милый Эдвард

Когда Эдвард освоил костыли и заново научился ходить, опираясь на менее поврежденную ногу, его выписали из больницы. Голова и ребра зажили, а синяки чуть пожелтели. При выписке сотрудники больницы собрались в его палате, чтобы попрощаться, и Эдвард только тогда осознал, что не знает их имен. Да, на груди у них висели бейджи, но любые попытки прочитать что-либо вызывали у него головную боль. Не очередной ли это симптом? Возможно, он больше никогда не запомнит ничьего имени и единственными именами в его голове останутся имена тех, кого он знал до катастрофы. Эта мысль даровала ему странное успокоение. Он пожал руки плешивому доктору и медсестрам.

На выходе из больницы он поднялся из инвалидного кресла и оперся на костыли. Лейси и Джон повели его к машине, и теперь их присутствие ощущалось по-новому. Последний раз он видел их на Рождество, когда они встретились за завтраком в ресторане на Манхэттене. Он вспомнил, что слушал, как его отец и дядя обсуждали новый язык программирования. Он сидел между матерью и Лейси и от скуки построил домик из столового серебра и салфетки. Женщины перескакивали от одного, казалось бы, бессмысленного разговора к другому: соседи, мороженое, которое Лейси делала раз в год из странной канадской ягоды, привлекательный актер из телешоу, которое смотрела мама.

Эдвард всегда любил дядю и тетю, но понимал, что навещают они Адлеров не ради него или Джордана. Взрослые тянулись к взрослым. Визиты сводились к тому, что мама и тетя, слезно обнявшись на прощание, обещали друг другу видеться чаще.

Эдвард представил себе, как напротив него сидит брат: сидит как взрослый, сцепив пальцы, и ведет взвешенный разговор, подобный тому, что вели отец и Джон. Образ брата причинил Эдварду такую боль, что на секунду помутнело в глазах и он споткнулся.

– Осторожнее, – придержал его Джон.

– Прощай, Эдвард, – прогудел хор голосов. – Удачи, Эдвард.

Перед ним распахнулась дверь машины. И тогда он заметил, что на противоположной стороне улицы собралась небольшая толпа. Он рассеянно поинтересовался, что это за люди. Кто-то выкрикивал его имя, другие аплодировали и махали, пытаясь привлечь его внимание. Он вгляделся в плакат, который держала маленькая девочка, и, преодолевая боль, разобрал буквы: «Держись!» Чуть пониже печатными шрифтом было выведено: «ЧУДО-МАЛЬЧИК».

– Я не знаю, как они выведали дату твоей выписки, – сказал Джон. – СМИ ее не сообщали.

Лейси потерла руку Эдварда, который неуверенно балансировал и чуть не упал на асфальт.

– Похоже, они считают меня знаменитостью.

– Ты действительно вроде как знаменитость, – подтвердил Джон.

– Давайте уйдем, – предложила Лейси.

Они сели в машину и поехали мимо толпы. Эдвард смотрел на людей через стекло. И легонько взмахнул рукой, в ответ незнакомый мужчина рассек воздух кулаком, как будто Эдвард сделал то, на что этот мужчина надеялся всю жизнь. Щелкающие звуки вновь заполнили голову, они напоминали стаккато, которое Эдди обожал при игре на фортепиано. Эдвард откинулся на спинку сиденья и начал прислушиваться к ощущениям. Он не помнил, чтобы когда-нибудь раньше в его голове играли такие звуки. Под резкими щелчками раздавался глухой стук – менее четкий, беспорядочный – стук его сердца.

Они ехали к дому, который Эдвард посещал время от времени, но всегда с родителями и братом. Теперь ему предстояло там жить. Как такое возможно? Он пытался вспомнить название города. Эдвард смотрел, как за окном проносились машины и деревья. Казалось, они едут слишком быстро, и он собирался что-то сказать, когда заметил кладбище. Впервые он задумался: а что случилось с телами?

Его прошиб ледяной пот.

– Пожалуйста, остановитесь.

Джон свернул к обочине, Эдвард толкнул дверь и, высунувшись из салона, опустошил желудок. Овсянка и апельсиновый сок полились на серую грязь. Мимо проносились машины. Лейси гладила его по спине. Всякий раз, когда Эдвард не видел лица тети, он представлял себе, что его касается мама.

Эдварда рвало и рвало, тело сжималось и расслаблялось, избавляясь от груза.

Он услышал, как Лейси сказала:

– Я злилась, когда медсестры говорили тебе, что все будет нормально и ты уже в порядке.

Тетин голос был резче маминого. Все вернулось на свои места, ему больше не казалось, что мама рядом.

– Ты не в порядке. Ты слышишь меня, Эдвард? Ты меня слушаешь? Ты не в порядке. Мы не в порядке. Это все не нормально.

Рвота остановилась, но Эдвард пока не понял, будет ли продолжение. Когда он почувствовал, что сердце пульсирует в пустом теле, что тело очистилось, он сел. И кивнул. Этот кивок ослабил и разорвал воздух в машине, дал облегчение. Каждый почувствовал: это начало новой жизни, вот только момент был выбран наихудший из всех, что можно представить.

9:05