Милый, единственный, инопланетный

— Папа всегда говорил мне, что ночами к спящим младенцам прилетают ангелы и трогают пальчиком самых симпатичных… Ямочки — это следы, оставшиеся от их прикосновений, — даже сейчас, в двадцать лет, эта наивная легенда умиляет меня точно так же, как в детстве.

Илья протестующе качает головой.

— На самом деле ямочки на щеках — это генетический дефект, возникающий при недостаточной длине лицевой мышцы, — обстоятельно объясняет он мне. — Когда ты улыбаешься, недоразвитая укороченная мышца стягивает кожу и образует впадинку.

Я беззвучно глотаю ртом воздух. Недоразвитая лицевая мышца? Серьёзно?! Мать твою, он правда планирует переспать со мной сегодня или, напротив, делает всё для того, чтобы я ушла?!

Поднимаю глаза к потолку и часто моргаю, чтобы непрошенные слёзы вкатились обратно. Господи, и почему я всегда влюбляюсь в тех парней, которые гарантированно обеспечивают мне сплошные проблемы?! Это что, карма или просто моя потребность найти приключения на свою пухлую задницу? Сначала — женатый Карик, теперь — Илья, практически “инопланетянин”, у которого в голове творится чёрт-те что…

И тут вдруг Илья совершает невозможное. Практически нереальное, абсолютно ему несвойственное: он берёт меня за руку и бережно целует в ладонь. Я в шоке — по-моему, это первое проявление подобия нежности и ласки с его стороны за всё время, что он меня знает.

— Мариша, — говорит Илья извиняющимся тоном, по-прежнему не глядя мне в глаза. — Я знаю, что со мной… с такими, как я… другим людям приходится очень трудно. Но я и сам от этого страдаю, пойми. Я не умею нормально общаться, заводить отношения, но это не значит, что мне этого не нужно. Мне тоже бывает одиноко, хоть я и привык находиться один. Я не умею говорить правильные слова, признаваться в любви так, как это положено у вас… у остальных… но просто знай — ты нужна мне. Очень.

У меня перехватывает спазмом горло, в носу щиплет от долго сдерживаемых слёз, а ресницы начинают предательски дрожать.

— Ты тоже нужен мне, — сиплю я, — так сильно нужен, что меня это пугает… Мне трудно, Илья. Трудно и страшно. Иногда мне кажется, что я… не справлюсь. Просто не смогу.

Он делает над собой заметное усилие и, подавшись вперёд, крепко меня обнимает. Я знаю, что Илья терпеть не может все эти нежности и обнимашки, поэтому забываю даже дышать, чтобы не спугнуть его внезапный порыв, но сама так и не рискую обнять в ответ.

И что — мне так и придётся постоянно бороться с собой и своими желаниями? Считаться с загонами и пунктиками Ильи? Бояться сделать лишнее движение, не сметь обнять и поцеловать, когда вздумается? Я в стотысячный раз за сегодняшний вечер мысленно задаю себе вопрос: надо ли оно мне?

Наконец Илья негромко выдыхает, словно тоже не дышал всё это время, и осторожно отстраняется. Очевидно, за сегодняшний вечер он уже превысил свой лимит прикосновений.

— Мариша, — спрашивает он осторожно, — ты выйдешь за меня замуж?

Замуж? Замуж, чёрт побери?! Я не ослышалась? Мы даже не пробовали жить вместе, я вообще не представляю, каково с Ильёй в быту — но не без оснований предполагаю, что совершенно невыносимо. В конце концов, мы даже ни разу ещё не занимались любовью — а вдруг у нас полная, абсолютная несовместимость в постели?

Я открываю рот для того, чтобы сказать что-то вроде: “Ах, это так неожиданно, мне нужно время, чтобы серьёзно всё обдумать, мы должны получше привыкнуть друг к другу” и прочий вежливый дежурный бред, который в подобных случаях полагается лепить в качестве отмазки, но… с моего языка вдруг срывается:

— Да, конечно! Я согласна!

И только потом понимаю, как круто попала…

1

ПРОШЛОЕ

Лиза, октябрь 1994 года

— Лизюкова-а-а!.. — послышалось под балконом. — Подъём! Ну, Лиз!.. Выходи!

Что и говорить, глотку драть Берендеев умел на славу. Эти его позывные, должно быть, переполошили всех жителей двора, ещё пребывающих в сладкой утренней полудрёме.

— Я вот щас в милицию позвоню, шпана малолетняя! — раздался откуда-то сверху сварливый женский голос. — Чего разорался с ранья? Людям спать не даёшь в их законный выходной, между прочим!

Тимка незамедлительно вступил в диалог с неизвестной тёткой, проявляя чудеса дипломатии и на время отвлёкшись от основного занятия, так что Лиза, уютно обняв подушку и пристроив на ней щёку, незаметно снова поплыла в манящий мир сновидений.

— Лизка-а-а! — очередной вопль со двора заставил её вздрогнуть и в испуге открыть глаза. Сколько времени? Неужто уже восемь?.. Господи, как же ей не хотелось вылезать из мягонькой, тёплой, удобной постели и тащиться на улицу!

На соседней кровати недовольно заворочалась сестра.

— Когда-нибудь я убью и тебя, и твоего рыжего идиота Берендеева, — простонала она. — Я мечтала, что отосплюсь в субботу… А этот гад мне весь сон перебил.

— Прости, Ларис, — Лиза от души зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Это я виновата, не услышала будильник… а может, он просто не сработал. Тимка не стал к нам подниматься, чтобы не тревожить ранним визитом.

Лариска скептически фыркнула.