Милые чудовища

— Жуковат для такого дела, — поставил свой диагноз доктор, когда за новым камердинером хлопнула дверь. — Хотите поспорить, скольких рубашек я потом недосчитаюсь?

— Мне кажется, вы слишком придирчивы, — укоризненно сказала Анфиса Ксаверьевна, думая про себя, что вряд ли даже самый жуковатый слуга на свете польстится на безумный гардероб ее постояльца.

— Зато вы чересчур неразборчивы, май дир, не забывайте, утром я видел вашего кавалера, — не остался в долгу сэр Бенедикт.

— А я что-то не видела у вас жены или невесты, — парировала домовладелица и по тому, как скривился англичанин, поняла, что мяч был отбит удачно и теперь перевес по очкам на ее стороне.

Первым, что сделал жуковатый малый, выйдя из кабинета своего нового хозяина, был шлепок по внушительному тылу Глаши, подметавшей в коридоре сор, оставшийся после стремительного водворения криптозоолога. Посему, самый краткий срок службы камердинера у сэра Бенедикта не составил и пяти минут — ровно столько понадобилось горничной, чтобы отметелить наглеца веником так, что о выполнении им каких-либо обязанностей не могло быть и речи.

Вышедший на шум Брут посмотрел на разрумянившуюся от стараний девушку с уважением, а на поверженного кандидата в камердинеры со злорадством.

— Айм соу сорри, дир Гласша… кхм… Мне так жаль, что я принес в этот чистый дом столько грязи. Если не трудно, уберите в коридоре. — И сэр Бенедикт недвусмысленным взглядом указал на валяющегося на полу нахала.

— Та мне несложно, барин, — по-простому сказала Глафира, взяла поверженного за шиворот, тот только что на цыпочки не привстал (горничная была девка рослая, не всякому мужику дотянуться), да так и выкинула за порог.

Разбирать гардероб жильца, занимавший бесконечные сундуки и кофры, пришлось Анфисе Ксаверьевне и Глаше. Сам владелец сих несметных и по большей части черных богатств под предлогом сочинения запроса на нового кандидата в камердинеры участия в развлечении не принимал, лишь наблюдая за происходящим через открытую дверь в кабинет.

— Анфиса Ксаверьевна, даже если вы будете гипнотизировать этот жилет еще целый час, сам себя он в шкаф не уберет, — внезапно заметил иностранец, взглянув на застывшую домовладелицу поверх оранжевых очков.

Вдова смущенно повесила черный, с вышитыми серебряной нитью дракончиками, предмет гардероба, но уже следующий сюртук, словно костюм экзотической танцовщицы, обшитый по краю подрагивавшими от малейшего движения воздуха перьями, привел ее в новое замешательство.

— Кстати, мне нужно будет присмотреть себе в Князьгороде портного, — сообщил ей через проем Брут.

— Непременно, — медленно проговорила вдова, найдя в себе силы отвести взгляд от сюртука. — И я обязательно пойду с вами.

— Боитесь, что он меня обманет и навяжет немодный костюм? — спросил иностранец, откладывая записку в сторону. Определить, шутит он или нет, по тону голоса было абсолютно невозможно.

— Скорее наоборот, что ему это не удастся. — Анфиса Ксаверьевна тем временем наткнулась на коллекцию очков, все они были одинаково круглыми, но со стеклами разного цвета: голубыми, зелеными, розовыми и фиолетовыми. Как ни странно, ни одних черных среди них не нашлось.

Бенедикт Брут тем временем достал обычный докторский саквояж и, открыв его, с противоестественно милой улыбкой заглянул внутрь, проговорил что-то ласково, надел перчатки из толстой кожи и извлек на свет небольшого грызуна с богатой красно-коричневой шерсткой.

Домовладелица с горничной переглянулись.

— Это тот самый хомячок, который откусил вашему слуге палец? — осторожно спросила Анфиса Ксаверьевна.

— Ну уж не откусил… так, лишь попробовал, — кивнул Брут, пересаживая зверька в заранее приготовленный ящик, оснащенный лишь парой крохотных отверстий для внутренней вентиляции.

— А от чего вы его лечите? — Горничная подошла ближе и с любопытством заглянула в одну из дырок.

— От депрессии, Глафира, от депрессии.

— Неужели? — недоверчиво протянула Анфиса Ксаверьевна, много слышавшая о такой болезни, но подозревавшая, что все это выдумки не приставленной к делу публики. Не страдали неведомым недугом ни томные поэтические юноши и влюбленные в них гимназистки, ни тем более какой-то хомячок.

— Вы знаете, троглодиты обычно живут большими колониями в тесных норах в скальных породах…

— Так что же, это у него от одиночества?

— Ах ты, бедненький, — тут же засюсюкала Глаша. — А давайте принесем ему хомячиху! Я в зоомагазине на углу видала, рыженькая такая, колесо крутит.

— Это можно, — одобрил Брут. — Та хомячиха как раз ему по размеру будет. Но вы не дослушали… Троглодиты селятся кучно, чтобы справляться с большой добычей. А тут ему хозяин от щедрот русской души целую куриную ногу, да еще с бедром, сунул. Ну грыз он ее, грыз, день, два, а потом та испортилась… Вот и результат. А хомячиху можно, она маленькая, как раз ему будет.