Анфиса Ксаверьевна молча подошла к высокому шкафу около стены и решительно распахнула дверцы. Из недр полок и отделений ей под ноги тут же сползла целая лавина вещей, настолько перемешанных между собой, что было непонятно, где кончаются рубашки и начинаются наволочки.
Доктор с радостным восклицанием подхватил с пола выкатившуюся в его сторону стеклянную баночку:
— А я все утро искал бальзам от вшей!
Хозяйка сердито топнула крошечной ножкой.
— Или вы нанимаете себе слугу, или я вас выселю! Вместе с вашими вшами!
— Анфиса Ксаверьевна,
— Как будто мне от этого легче.
— Но где же я тогда найду себе дом?
— В переулке Глупых Упрямцев, не иначе.
— Хорошо, — сдался Брут. — Ведите его.
— Так-то лучше. — Женщина благодушно улыбнулась. — Ради меня вы его посмотрите, а ради крыши над головой будете держать свой рот на замке.
В прихожей Лутфи мог слышать только спокойный женский голос, разобрать даже отдельные слова не получалось. Но из самого тона говоривших легко было сделать вывод, что либо Анфиса Ксаверьевна — дама хладнокровная, либо вспышки раздражения случались с ее собеседником регулярно. К сожалению, безумно нервничавший паренек не был расположен к тому, чтобы заниматься подобными умозаключениями. Когда же голоса неожиданно замолкли, Кусаев едва успел вытянуть руки по швам, как в проеме появилась миловидная женщина средних лет с кукольным личиком и плавными очертаниями фигуры — этакая тронутая временем барышня с картинки на коробке зефира.
— Доброе утро, — приветливо сказала она Лутфи.
Молодой человек поспешно поклонился.
— Здравствуй, барыня.
— Да какая ж я барыня, — отмахнулась женщина до невозможности белой ручкой. — Так, хозяйствую потихоньку. Ты, стало быть, наниматься пришел?
Кусаев закивал.
— А что умеешь? Хозяин у нас… требовательный.
— И постирать могу, и одежду погладить, починить, — начал перечислять Лутфи, попутно загибая пальцы. — Если надо, и скуховарю чего-нить, кофе-чай опять же поставить…
— На это у нас Глафира есть. Ты вот лучше скажи, за лошадьми ухаживать можешь? Править коляской? А починить, смастерить?
— Могу, конечно… — неопределенно ответил Кусаев, и в этой его фразе слышалось большое жирное «НО».
— И цирюльничьему делу обучен?
— Не без этого, но… — Тут парень быстро вспомнил совет дядьки и исправился: — Конечно!
Анфиса Ксаверьевна еще раз окинула кандидата благожелательным взглядом. И Лутфи внутренне сжался, ожидая того момента, когда его спросят о рекомендательных письмах и тех домах, в которых ему довелось работать. Никаких писем у него не было, а уж если потенциальный работодатель вздумает наведаться к его предыдущему хозяину — возникнет неловкая, прямо-таки даже опасная ситуация. Но в этот момент в проеме двери показалась худая лощеная физиономия какого-то франта с набриолиненными до зеркального блеска черными волосами и окинула его презрительным взглядом.
— Брить умеете? — без приветствия и почему-то на «вы» обратился к нему незнакомец.
Лутфи поспешно кивнул.
— Тогда демонстрируйте и, если я останусь доволен, можете считать себя принятым на работу.
Тут Кусаев с удивлением сообразил, что этот хлыщ и есть тот самый респектабельный доктор, к которому он пришел наниматься. От такой неожиданности молодой человек даже сделал шаг назад. Но домохозяйка всплеснула руками:
— Ну вот, Бенедикт, сразу бы так! — Двумя детскими пальчиками она схватила Лута за рукав и потянула в комнату. — Пойдем, голубчик. Ты уж будь добр, не оплошай. Щетина у доктора пух и смех, а слуга нам страсть как нужен!
Подчиняясь этим обманчиво мягким пальчикам, Лутфи проследовал в небольшую комнату, которая служила то ли приемной, то ли кабинетом, но по крайней мере не была похожа на чулан Бабы-яги, как прихожая. Высокие окна; простая мебель; на стенах вместо картин дагерротипы и последнее достижение прогресса — фотографии; массивный шкаф, заполненный книгами, — все очень благопристойно и миролюбиво, пока не начинаешь присматриваться к фотографиям и читать названия на корешках книг. На одной фотокарточке, к примеру, была изображена группа людей, с энтузиазмом окруживших уже окольцованного плезиозавра. А если присмотреться, то третий справа очкарик имел поразительное сходство с доктором Брутом. После такой картинки книги с названиями «Внушение и гипнотизм в психологии народов» и «История магии и суеверий», стоявшие на самом видном месте, можно было сравнить с томиком арабских сказок.