Милые чудовища

Вокруг тут же образовалась стеночка из разинувших рот купцов, которые несколько секунд наблюдали за неведомой тварью, вид когтей и клыков которой какое-то время сдерживал их обиду за поросенка.

Но довольно скоро один из бородачей вспомнил, что несправедливость эволюции была давным-давно исправлена человечеством, и потянул из-за пояса лезвие, превосходившее по длине любого даже самого кровожадного хомяка.

— Позвольте мне. — Сэр Бенедикт в мгновение ока очутился рядом с тем самым догадливым купцом, изъял у него клинок и без тени колебания замахнулся на своего пациента.

Один точный удар — и троглодит отлетел прочь, все еще сжимая в зубах ровно отрезанный кусок свинины.

— Прошу извинить моего друга, он голоден. — Криптозоолог сграбастал ошалевшего хомяка, намертво вцепившегося в добычу, и отправил обратно в саквояж.

Уж после такого-то представления внимание вновь прибывшим было обеспечено.

Бородатые Тит Титычи подсаживались к Модесту Дионисовичу и его необычному спутнику, угощали, расспрашивали, кто-то даже порывался пить на брудершафт.

Тут уж перед сэром Бенедиктом все равно встал нелегкий выбор: упорствовать в своем статусе спортсмена или все же вывести деловые соображения на первый план. Мысли о возможной выгоде победили.

Начали с ароматной черносмородиновки, закусывали десятиярусной кулебякой, дальше пошла рябиновка, жирная до одурения ушица и каплуны. Гремело на заднем фоне цыганское многоголосье.

— Это еще что, вот вчера была стерлядочка в аршин длиной! — вещал с одной стороны купец с лоснящимися щеками и ладонью правой рубил по левой руке размер чудо-рыбины.

С другой стороны раскрасневшийся бородач, держа в руках винный бокал, до краев полный коньяка, попал в ловушку собственного красноречия на середине длинного тоста:

— …процветания Князьгороду, прямых дорог караванам, границ без пошлин, всем толстой мошны, свободной торговли охотным рядам…

— Еще немного — и он раздаст землю крестьянам, а фабрики рабочим, — сыто и оттого, видимо, благодушно заметил сэр Бенедикт, магическим образом растеряв где-то весь свой английский акцент. К сожалению, отметить сей странный момент было некому. Модест Дионисович, несмотря на свою субтильность, тоже не чурался ни стерлядочки, ни полагавшейся к ней рябиновки.

— Мне бы пару тысчонок да новый дворянский особнячок, уж я бы развернулся! — развязавшимся языком выплетал свою сокровенную мечту захмелевший «чичероне». — Здесь что? Труха, пыль, история, старье. Совсем скоро делать дела в Князьгороде станут по-другому. И деньги будут лежать не в карманах полосатых шальвар и за голенищами купеческих сапог, а в сюртуках вон тех темненьких господ, современных коммерсантов. Они здесь только потому, что надо, а лица такие, будто на казнь пришли…

Вдруг чья-то массивная, поросшая рыжим волосом рука бесцеремонно отодвинула Модеста Дионисовича, прервав пьяное изложение весьма и весьма трезвого прожекта.

— Где тут у вас укротитель? — гаркнул на ухо франтику голос.

— Я не укротитель, я криптозоолог, — в сотый уже раз повторил Бенедикт Брут, но его никто не слушал. Иностранца подхватили под мышки и без видимых усилий, несмотря на все поглощенные им расстегаи и уху, потащили куда-то со скамьи.

— Куда вы меня несете? — Доктор пытался отбиваться, но тщетно, длинные ноги в подбитых подковками штиблетах оставляли совершенно явственные полосы на нечистом дубовом полу. Купцы хоть и были на голову ниже залетного гостя, зато уж определенно вдвое тяжелее. Все, что удалось застигнутому врасплох криптозоологу, так это цапнуть прислоненный к скамье зонт.

— Не бойтесь, Беня, это они куражатся! — ободряюще кричал вслед своему подопечному нисколько не обеспокоенный его судьбой Модест Дионисович. — Зато вы сегодня уж точно запомнитесь всему клубу!

Слава «укротителя» не особенно прельщала Бенедикта Брута, но деваться было некуда, силы оказались неравны. Криптозоолога выволокли на двор, огороженный со всех сторон домами, вросшими по подоконник в землю. Всего лишь за какую-то минуту на квадратном пятачке стало не протолкнуться. Предвкушение невиданного зрелища нисколько не отвратило купцов от вкушения пищи, потому многие вышли со стянутыми со стола яствами: пирогами, телячьими ножками, один и вовсе, покачиваясь из стороны в сторону, как родную сжимал в руках упитанную приятно коричневую индейку. В правом углу сверкали браслетами и затягивали что-то бойкое цыгане.

Иностранца дотащили до середины двора и, поставив на ноги рядом с огромным ящиком, слегка отряхнули. Сэр Бенедикт покачнулся, утомленный не столько бесконечными настойками, сколько праздником живота, и предусмотрительно оперся на зонт как на трость.

В ящике беспокойно поворачивалось нечто живое, скребло по стенкам чем-то шершавым.

Сэр Бенедикт прислушался к звукам, доносившимся изнутри, и, уловив особый приглушенный рокот, тут же сделал пару шагов назад, оставив между собой и предметом более разумное расстояние, после чего воззвал ко всему доброму и светлому в присутствующих:

— Господа, может, не стоит? В конце концов, это опасно не только для меня…