«Моя сестра, — сказал я мистеру Мильтону вечером, подавая ему отменную рыбу на хлебной корочке, — верила: стоит ей потереть глаза, и она что-то видит. Чуточку света, говорила она, будто сквозь щель в двери». — «Хотел бы я, чтобы и со мной обстояло так же. Когда я тру глаза, то вижу только пятнистую темноту. В темноту вплетен пепельный цвет, непрерывно струящийся вниз. Пока мои глаза еще не совсем заволокло мраком, передо мной стремительно вспыхивали разные цвета. — Вдруг он быстро помотал головой из стороны в сторону. — Но позже и они погасли. Расскажи мне подробней о рыбе-солнце. Сколько у нее плавников-лучей? Походят ли они в воде на ореол света вокруг свечи? Именно так я себе это представляю». В подражание он растопырил свои тонкие пальцы. «Вот-вот, сэр. В точности так». — «Мое зрение утрачено не окончательно, Гусперо. Оно ушло внутрь и, как я ожидаю, не притупит мой разум, а наоборот, неуклонно станет его ободрять. Я лишился глаз, но видеть не перестал».
В полночь меня пробудили чьи-то стоны. Стонал мой добрый хозяин: он раскачивался вза; и вперед в своем кресле, туго обхватив руками живот. Сперва я не мог уразуметь его невнятного бормотания, но постепенно разобрал, как он без конца твердит одно и то же слово: «О тьма, тьма, тьма, тьма». Затем он отчетливо произнес: «Чьи силы Бог крепит, того и ослепляет». Он встал с кресла и направился ко мне. Я притворился крепко спящим, а когда он склонился над моей лежанкой, зажмурил глаза еще крепче. «Во многом беспомощен как дитя, — услышал я. — Так легко его презреть и заклеймить». Он уселся в кресло и вновь принялся стонать.
Лицо хозяина уже обратилось в сторону острова — и, слушая мое описание, он вздохнул: «Создан дыханием Господа. Обрисуй мне застывшие над водой формы льда и все его изгибы и нарос- v ты». — «Лед испещрен пятнами и щербинами, наподобие колонн перед церковью святого Эндрю в Леденхолле. Вы это хотите узнать?» Хозяин глубоко вдохнул в себя холодный воздух: «Ты говоришь, он безлюден?» — «Сплошь пустыня и мерзлота. Подходящее место, чтобы помереть, сэр». — «Так ли? Говорят, однако, что замерзающие ощущают вокруг себя перед самой смертью знойное дуновение. Среди льдов и свирепого мороза тоже можно очутиться в теплом раю». — «Ого, сэр, вон там, на льду — что-то движется!» — «Где?» — «Вон, вон там! — Я вытянул указательный палец, совершенно забыв о слепоте хозяина, однако он уловил мой жест. — Это существо направляется к ледяной пещере. Теперь исчезло. Не чародей ли это или какой-нибудь колдун?» — «Какого оно цвета?» — «Бурого, как медведь. Но голову, сэр, он держал прямо». — «По-твоему, это какой-нибудь маг, обитающий в стране льдов? — Я, поглощенный зрелищем, ничего не ответил. — Взаправду ли все это? Еретики из Данцига верили, что наши страхи порождают осязаемые воплощения. Они утверждали, будто дьявол со всеми своими кознями — всего лишь людская иллюзия. Кто знает, какие диковины западного мира примут образы наших тайных ужасов?» Вскоре туман вновь сделался непроницаемым.