Милорадович

14 декабря 1825 года» [8].

«С глубоким чувством, и даже усиливаясь приподняться, умирающий отвечал: "Доложите его величеству, что я умираю, и счастлив, что умираю за него!" Когда ему прочли самое письмо, он поторопился взять его из рук читавшего, прижал к сердцу и не выпускал до минуты своей смерти», — так написал официальный историк барон Модест Андреевич Корф — кстати, лицейский товарищ Пушкина… [9]

Письмо привез двоюродный брат государя — генерал от инфантерии принц Евгений Вюртембергский [10], командовавший в Отечественную войну 4-й пехотной дивизией, которая отважно сражалась при Бородине, Красном и Кульме под знаменами генерала Милорадовича. Вот что вспоминал принц: «На мою долю выпало отвезти от императора письмо к моему боевому товарищу графу Милорадовичу. Грустная картина, мне представившаяся, никогда не изгладится из моей памяти. Граф Милорадович, изумлявший всех нас своим хладнокровием на полях битв, не изменил себе и на смертном одре. Здесь он уже не мог казаться фанфароном, за которого его так часто принимали, это был герой в истинном значении слова, каким он и должен был быть всегда, чтобы встретить смерть так спокойно. Со слезами на глазах подал я ему письмо.

"Я не мог получить этого письма из более достойных рук: ведь мы связаны с вами, принц, славными воспоминаниями", — сказал Милорадович.

На мое искреннее сожаление о постигшем его несчастии и на высказанную надежду видеть его здоровым он отвечал:

"Зачем поддаваться надежде! Внутренность моя горит!.. Смерть, конечно, не совсем приятная гостья; но видите, я умру так, как жил, с чистой совестью".

По прочтении письма Милорадович сказал:

"Охотно умираю за императора Николая… Меня успокаивает мысль, что не от руки старого солдата пал я… Прощайте, принц!.. До свидания в лучшем мире!.."» [11]

Наверное, все было именно так; а может, и не совсем так — и даже, быть может, все было совершенно по-иному, совсем наоборот.

Недаром же Николай I изволил начертать на полях рукописи барона Корфа: «За верность всего этого рассказа я не ручаюсь» [12].

Легенды, анекдоты и сплетни тесным кольцом окружили имя Милорадовича еще со времен Альпийского похода, если не раньше, и в огромном количестве осели не только на страницах мемуарной, но и научной, исторической литературы. Кстати, можно задать вопрос, кто из современных ему полководцев и военачальников был так же окружен легендами? Только Суворов! Ни Багратион, ни Раевский, ни даже знаменитый Ермолов не дотягивали до этого уровня… Да и в другие времена российской истории таковых тоже по пальцам перечесть.

Последние же две с половиной недели жизни графа — с 27 ноября по 14 декабря 1825 года —вообще всё запутали, век спустя существенно изменив официальное отношение к блистательному генералу, буквально вычеркнув его славное имя со страниц истории на три четверти XX столетия… Потому перед автором, стремящимся написать возможно более полную и всестороннюю биографию Михаила Андреевича, стоит трудная задача «отделить злаки от плевел», подлинные события от придуманных, а также определить мотивацию некоторых поступков героя, совершенно не понятных нашему современнику. Велик, конечно, соблазн обойти, умолчать или оправдать какие-то негативные моменты, что нередко, вольно или невольно, делают биографы, потому как избранный человек для пишущего не просто интересен, но и дорог, любим, близок. Однако на «отретушированном» портрете граф наверняка уже не будет тем самым Милорадовичем, которым восхищались одни и которого осуждали другие, человеком, еще при жизни награждаемым не всегда лестными эпитетами. В «оправдательном» варианте о нем нельзя будет говорить как о фигуре, чья роль в истории еще не получила должной оценки. Вот почему, стремясь к объективности, автор старался максимально использовать как многочисленные воспоминания современников, изданные в свое время и частично переизданные недавно, так и чеканные формулировки историков далекого XIX столетия — какую бы оценку ни давали они личности и поступкам Михаила Андреевича.

«Благоговея к памяти Суворова, Россия особенно уважала тех, кого отличал великий полководец, и потому со времен Италийского похода имя Милорадовича было у нас именем народным. Описывать примеры бесстрашия, хладнокровия Милорадовича среди губительного огня битв значило бы исчислять бессчетные сражения, в коих он участвовал в продолжение четверти века, с Шведской войны в 1789 году до взятия Парижа в 1814 году», — отозвался о нем известный историк, генерал-лейтенант А.И. Михайловский-Данилевский [13].

«Милорадович пользовался славой храброго генерала, но я не имел повода в том удостовериться. Иные полагали его даже искусным полководцем; но кто знал лично бестолкового генерала сего, то, верно, имел иное мнение о его достоинствах», — писал генерал от инфантерии, вошедший в историю под честно заработанным на поле брани именем Муравьев-Карский [14].

В начале своего боевого поприща, юными офицерами, оба они были достаточно близки к генералу Милорадовичу, что не могло не сказаться на их последующих карьерах.