– Слишком близко не бывает. – Голос Форбза дрожал. – Люди вроде Чавеза портят нам жизнь, разрушают семьи, убивают детей… – Он замолчал, потом добавил: – Прости. Для меня все это очень много значит.
– Не надо извиняться. – Гален отвернулся и снова стал смотреть на деревья. – Ты ведь лично в этом заинтересован, я не ошибся?
Форбз ответил не сразу:
– Мой сын, Джоуэл. Он умер от передозировки в своей комнате в общежитии полгода назад. Я был так занят, спасая мир от наркотиков, что даже не заметил, как мой собственный сын погрузился в этот ад. Я должен был догадаться. Должен был быть ближе к нему, должен был суметь объяснить, что я видел за последние четверть века. Но вместо этого я гонялся за Чавезом, спасая чужих детей. – Голос окреп. – Я должен заставить его заплатить, Гален.
«Дон Кихот, вышедший на битву с всемирным злом. Дон Кихот, уже получивший собственные раны», – подумал Гален.
– Какие проблемы? – Гален отвернулся. – Я вывезу ее и мальчишку отсюда, а ты сможешь спрятать их в надежном месте.
– Считаю эти слова обещанием.
Гален улыбнулся:
– Я уже сказал, какие проблемы?
Елена тихо закрыла дверь комнаты Барри и остановилась, глядя на него. В мире не было ничего прекраснее спящего Барри. Она посмотрит на него и наберется сил.
А теперь пора пошевеливаться. Надо еще много сделать, а времени нет. Она подошла к шкафчику и достала оттуда альбом с фотографиями. Только не смотреть. Их так много. Надо просто взять несколько штук и положить в рюкзак. У нее было много дорогих для нее вещей, которые она должна взять с собой. Но она не может оставить фотографии. Барри с шоколадной глазурью от именинного торта на рожице. Трехлетний Барри со смехом плещется в пластмассовом бассейне. Барри в этом году с новым луком и стрелами, которые она ему подарила. Как он любит свой лук и стрелы.
Она перешла к ящику с игрушками. Игрушечный лук лежал сверху. «Слишком велик», – разочарованно подумала она. Он захочет взять медвежонка, любимые книги и музыкальный глобус, который подарил ему Доминик. Для всего этого просто не было места.
– Мама?
Повернувшись, она увидела, что Барри лежит на боку и смотри на нее.
– Я не хотела тебя снова будить. Спи дальше, малыш.
– Что ты делаешь?
– Разбираю твои игрушки. Ты играешь с этим луком каждый день?
– Почти. Я – Робин Гуд, а Доминик – монах.
– Мы отправляемся в небольшое путешествие. Ты не возражаешь?
– Путешествие? Это такое приключение?
Она кивнула и добавила:
– Но мы полетим на самолете, поэтому не сможем взять с собой много вещей. Я думаю, стоит взять глобус. Что-нибудь еще?
– А лук нельзя?
– Не думаю, что для него найдется место.
Барри задумался:
– Наверное, мне этот лук не так уж и нужен. Я ведь могу его вообразить. Как ты меня учила, мама. Помнишь? Ты сказала, что, если у тебя нет того, что ты хочешь, можно это вообразить, и иногда так даже интереснее.
Она почувствовала, как внутри что-то тает. «Не смей плакать. Он не должен догадываться, что все плохо. Они просто отправляются в путешествие». Елена откашлялась.
– Какую песню ты выучил вместе с Домиником?
– «Янки Дудл». Хочешь, сыграю?
– Сейчас же ночь.
– Я не хочу спать. – Темные глазенки горели от возбуждения. – Ты тоже не хочешь спать. Я же вижу.
– Ну, нам обоим обязательно надо отдохнуть. Иначе мы не получим удовольствия от приключения.
– А ты не можешь прийти и лечь со мной?
– Немного погодя. – Она прошла через комнату, встала на колени у постели и положила голову на подушку. – Если ты пообещаешь заснуть.
– Обещаю. – Он протянул руку и коснулся ее волос. – От тебя теперь лучше пахнет.
Она хмыкнула:
– И я, конечно, должна быть благодарной, что ты решил рискнуть.
– Главное, что ты здесь. – Он закрыл глаза. – Я так скучал, мама.
– Я тоже скучала.
– И я рад, что мы отправляемся в путешествие вместе. Хотя у тебя вообще много приключений, верно? Доминик говорит каждый раз, когда ты уезжаешь, что у тебя новое приключение…
– Но не такое, как это. Это особенное. Ш-ш-ш, помолчи.
Он вздохнул:
– Ладно.
Дыхание мальчика постепенно стало более глубоким. Минут через пятнадцать он крепко спал, но она не двигалась. Так приятно было находиться с ним рядом.
Господи, ей повезло.
– Томако, – сказал Чавез. – Я посылаю четверых своих людей.
– Ее там видели? – спросил Гомез.
– Нет, но я разговаривал с людьми, которые рассказали, что слышали о живущем там мужчине, учителе. – Он помолчал. – Доминик Сандерс. Ты его помнишь?
– Я его хорошо помню.
– Похоже, что он стал кем-то вроде миссионера. Он учит детей и помогает людям в горах неподалеку от Томако.
– А ребенок?
Чавез покачал головой:
– Ни звука.
Но мальчик там, где находится Доминик Сандерс. Елена относилась к Доминику почти как ко второму отцу. Больше ей некому оставить ребенка.
– Тебе докладывать, если я что-нибудь услышу?
Чавез чувствовал, как играет кровь в венах. Он нутром ощущал, что на верном пути. Мужчина должен доверять своим инстинктам.
– Нет. – Он направился к вседорожнику, припаркованному на обочине дороги. – Я поеду в Томако сам.
Гален услышал слабый шум моторов вдалеке.