Миллион в сигаретной пачке

Собственно, Хаблак был почти уверен, что она не пропустит его слова мимо ушей. Заранее продумал линию поведения, днем разговаривал с полковником Каштановым и условился, что будет выдавать себя за работника торговли – директора магазина или заведующего отделом. Каштанов должен был в течение дня выяснить, кто из работников такого ранга находится сейчас в отпуске, и сообщить капитану в Запорожье.

– Торговля, – скажу вам, не подарок, – уклонился Хаблак от прямого ответа.

– Вот и Толик говорит…

– Коллеги, выходит, – вздохнул Хаблак. – Он из Киева?

– В промторге.

– Я там кое-кого знаю. Как его фамилия?

– Бобырь.

– Нет, – покачал головой Хаблак, – не встречались. Капитан еле удержался от улыбки: все-таки чудесно иметь дело с женщиной. Этот Бобырь приложил столько усилий, чтобы хоть как-то замести свои следы, потратился на билет для Рогатого, не пошел на встречу с ним в столовую, не сел на теплоход, догоняет его поездом или самолетом, и все, как говорят, псу под хвост: после бокала шампанского женщины действительно становятся болтливыми…

Сказал, потерев лоб:

– Устал я сегодня.

Очевидно, это покоробило Таню, но как же еще мог он поступить: не идти же в ее каюту? Девушка сухо бросила:

– Спокойной ночи! – и застучала каблучками по палубе.

Хаблак прошелся мимо каюты Рогатого. Окно не светилось – значит. Романика все же укротил Осташевича. Капитан сел на носу теплохода, подставив лицо свежему ветру. Теплоход шел по Каховскому морю, берегов не было видно. Усеянное звездами небо отражалось в воде, звезды купались в Днепре и не гасли…

Таня с Толиком кормили чаек. Они стояли на корме и бросали хлеб. Чайки летели за теплоходом тучей, с криком ныряли в воду, хватали хлеб в воздухе – вся эта суетня нравилась Тане. Она бросала хлеб высоко, на него кидалось сразу несколько чаек, они толкали друг друга, хлеб падал в воду, где его уже ждала самая смекалистая из них птица.

Девушка раскраснелась. Она смеялась и что-то восклицала, а Толик снисходительно смотрел на нее сверху вниз, как смотрит взрослый человек на шаловливого ребенка.

Теперь Хаблак точно знал, что Толик – Анатолий Васильевич Бобырь, работник одного из киевских районных промторгов – участник пьянки в кафе «Эней».

Все сходилось: высокий, черный, пучеглазый, как описывала его официантка Нина: А главное, на указательном пальце правой руки поблескивал большой перстень с синим камнем. Этот перстень Хаблак хорошо видел – ведь он сидел в нескольких шагах от Толика и Тани, в ресторане на корме, за шторой, чтобы девушка не заметила его.

С утра было пасмурно, но налетел порывистый ветер, разогнал тучи. Ветер лохматил светлые волосы Тани, она зябко ежилась, хотя была в шерстяной сиреневой кофточке с широким воротником, спадавшим чуть не до высокой груди, девушка умела одеться, знала, что ей идет и подчеркивает ее достоинства.

Бобырь, как и сказала Таня, сел на теплоход в Запорожье. Но перед этим успел переброситься несколькими словами с Осташевичем. Рогатый сошел по трапу гордо, помахивая своим портфелем, будто был не обыкновеннейшим вором, а по крайней мере начальником главка. Немного позади за ним шел почетный эскорт в составе Романики и его помощника.

Бобырь остановил его на площади у пристани. Отозвал в сторону, сели на скамеечку в тени, и Толик начал расспрашивать Осташевича. Романика стоял в нескольких шагах от газетного киоска, искоса поглядывая на Рогатого. Тот отвечал односложно, очевидно, общество Толика ему не очень нравилось, к тому же, вероятно, Бобырь скоро узнал, что Осташевич застал Булавацкого уже мертвым, потому что кивнул Рогатому, встал и направился к теплоходу.

Таня стояла на палубе и смотрела, как Бобырь разговаривает с Осташевичем. Убедившись, что тот пошел в город, помахала Толику рукой, и они сразу вошли в каюту.

Пока «Вячеслав Шишков» проходил через шлюзы порта имени Ленина, Хаблак имел возможность связаться с полковником Каштановым. В порту его ждала машина, через четверть часа капитан уже был в областном управлении внутренних дел, поговорил по телефону с полковником и располагал получасом для осмотра города.

Они проехали по центральному проспекту Запорожья, работник городского уголовного розыска показывал столичному коллеге достопримечательности главной улицы. Хаблак смотрел на ярко желтую тучу, стоявшую где-то на подступах к городу, и представлял, как льется сейчас раскаленный поток металла на «Запорожстали» или на титано-магниевом комбинате: он никогда не видел, как варится сталь, а ему так хотелось побывать у мартенов.