Миллион в кармане

Официант Сашка дважды проникал в номер профессора. Причины не ясны. За несколько часов до смерти он хотел сообщить мне что-то важное. Рита предположила, что Сашка хотел рассказать мне о человеке, который «держал его на крючке». Выходит, в его смерти был заинтересован человек, держащий этот «крючок». Но можно ли верить Рите?

У отца Агапа подозрительно часто обнаруживали улики. Он крутился рядом с аквалангами накануне трагического заплыва. На его веревке был повешен Сашка. Может быть, батюшка лишь выдает себя за служителя культа? Бродяга, бомж, уголовник, находящийся в розыске?

Кому верить – профессору или Уварову? Кому принадлежит манускрипт? Трудно представить, чтобы опытный историк, каким является Влад, мог отдать старинную рукопись своему руководителю, даже как следует не ознакомившись с ее содержанием. Если Уваров не причастен к обыску в номере профессора, то кто это сделал? Тот самый человек, который сначала убил молодоженов, а затем и Сашку? Но смысл, смысл трех убийств?!

Как Анна оказалась в компании Влада? Случайно ли, что ее уход совпал с полосой преступлений? А что происходит со мной? Почему я бессилен, как жаба в пересохшем болоте?..

Я уронил голову на руль. Машина завыла дурным голосом. Чернобровый сержант, склонившись у бокового окошка, постучал по стеклу полосатым жезлом.

– Проваливай! Здесь запрещено подавать сигнал!

* * *

Оставив машину на стоянке, я пристроился к группе экскурсантов и вместе с ними прошел по тропе через можжевеловый лес и поднялся на Караул-Обу. Очарованная открывшимся видом на каменный хаос, дикие бухточки и панорамой южного берега, группа надолго застряла на одной из площадок обозрения, а я быстро пошел вниз, к пляжу пионерского лагеря, на краю которого раскинулся пестрый палаточный городок.

Я чувствовал себя так, словно шел на свое первое свидание, а тропа тем временем вела меня к дикому пляжу. На краю невысокого обрыва, поросшего худосочными деревцами, почти не дающими тени, выстроились в ряд палатки. Сверху они напоминали россыпь детских кубиков, покрытых паутиной веревочных растяжек.

Я спустился на территорию лагеря, где были пустые, выцветшие на солнце шезлонги, сложенный из больших камней закопченный очаг, хорошо знакомая мне белая «Сузуки» под рваным тентом, лопаты и кирки с налипшими на них комьями высохшей глины и прочие атрибуты походной жизни. Палатки были пусты, машина – не заперта.

Я сел на водительское сиденье, покрутил руль, потрогал рычаг коробки передач, потарабанил пальцами по запыленной панели.

А вот знакомая вещичка! Я увидел в зеркале золотистый отблеск заколки, лежащей на задней полочке. Черная косичка с вплетенной в нее золотой нитью, и все это затянуто зеленым, под изумруд, ободком.

Я повернулся, взял заколку в руки. Она была мне настолько знакома, что казалась моей собственной, и было странно, что она лежала в этой хулиганской машине. А вот и белый костюмчик Анны, аккуратно сложенный и упакованный в полиэтиленовый пакет. Вот небольшая подушка в цветастой наволочке и скрученная в рулон простыня – оригинальный почерк Анны, она всегда складывала постельное белье, как шинель – в скатку. Значит, Анна спит в машине.

Меня скорее обрадовало, чем огорчило это открытие. Конструкция водительского сиденья была такова, что его спинка не откидывалась назад, и в лежачем положении в салоне машины мог уместиться только один человек.

Конечно, я наглел со страшной силой, так бесцеремонно вламываясь в личную жизнь своей недавней подруги, но ничего не мог с собой поделать, вернее, даже не пытался вести себя корректнее. Изогнувшись в немыслимой позе, я лег на рычаг коробки передач, низко опустил голову, заглядывая в щель между полом и сиденьями. В таком положении запутавшегося в жизни и собственном теле удава меня и застала Анна.

Пока я, раскрасневшийся от напряжения, выбирался из-под сидений, бормоча что-то вроде: «Ума не приложу, как я мог здесь оказаться!», Анна стояла рядом с открытой дверкой и молча смотрела на меня. Ее черный купальник был мокрым, по коже все еще скользили водяные бусинки. В одной руке она держала подводную маску, в другой – крупную раковину рапана. Ее брови, слегка вздернутые кверху по краям, и прекрасные глаза, раскрытые немного шире, чем обычно, придавали ее лицу выражение скрытой скорби и безмолвного упрека. Анна положила на песок ракушку, убрала со лба мокрые волосы, сжала прядь в кулаке, выжимая из нее воду.

– Привет! – сказал я Анне, отряхивая рубашку.

– Здравствуй, – ответила она, оставаясь на том же месте и продолжая выжимать волосы.

– А вы тут что, одними рапанами питаетесь?

На лицо Анны упала тень. Под рваным тентом выросла фигура Влада. Как я ни пытался, не смог рассмотреть на его лице выражение радости от встречи со мной.

– Нюр, – демонстративно переключившись на Анну, произнес Влад и протянул девушке полотенце. – Вытри мне, пожалуйста, спину.